Убийство на Брендон-стрит. Выжить тридцать дней

– Ни черта я не хочу тебе сказать, – оборвала ее Мэгги, – потому как, понимаешь ли, мне ничего не ведомо. Я знать ни о чем не знаю и, более того, – знать не желаю. Но вот о знатных особах у меня есть мнение. Не умеют они прятать концы в воду. Ежели бы дело касалось нас с тобой и какой-нибудь наш старик загнулся, все выглядело бы иначе. Но уж можешь мне поверить: джентльмены, не пьющие ничего крепче молока, не падают с лестниц сами. А посему, что касаемо этого странного семейства, а они чудаки, с какой стороны ни взгляни, то чем меньше будешь болтать, тем лучше. – Она опустошила свою кружку и спросила уже бодрее: – Ты выпьешь со мной по второй, надеюсь?

На что миссис Харрис ответила, что не отказалась бы от угощения.

Крепкого телосложения мужчина в коричневом костюме, сидевший за стойкой бара, когда пришли женщины, проявил большой интерес к их беседе, согласившись почти полностью со сделанными ими выводами. А потому он осмелился переместиться к ним поближе и уже вскоре начал узнавать о покойном Эверарде Хоупе гораздо больше, чем, как думала каждая из двух дам, им вообще могло быть о нем известно. Сосед выяснил, что умерший считался презираемым всеми скупцом, окруженным льстивыми родственниками, каждый из которых находился в доме, когда хозяина настигла смерть, причем произошло это в кромешной тьме. Хотя Мэгги прослужила в усадьбе «Брейкс» без малого восемнадцать лет, никто даже не подумал сообщить ей о ночном происшествии до самого утра. Мэгги полагала, что поступить с ней подобным образом – это гораздо хуже, чем совершить любое преступление.

– Вам следовало бы проявлять осторожность, – по-дружески обратился он к ним потом. – Вы же не хотите сболтнуть лишнего, верно? Ведь следователи как клиенты, то есть они всегда правы.

Миссис Харрис – уроженка Лондона с независимым характером – не без агрессии в голосе заявила:

– Каждый имеет право думать о чем душе угодно. Даже Гитлер не может запретить людям думать.

– Да, но он запросто способен запретить вам размышлять вслух, – сказал Крук.

Мэгги украдкой пихнула подругу локтем в бок. «Полиция, – означал этот жест, – а они горазды на всякие грязные трюки».

И поднялась со стула.

– Боюсь, нам пора уходить, – сказала она. – В любую минуту все могут уже вернуться с похорон.

– Еще по одной на дорожку, – предложил Крук. – В знак того, что мы расстаемся без обид друг на друга.

Он улыбнулся им в своей предположительно самой чарующей манере. Хотя Билл всегда утверждал, что эта улыбка живо напоминает ему садок для аллигаторов в зоопарке. Но на сей раз она сработала.

– Возможно, мы снова свидимся с вами, – сказал бармен с надеждой, бросив взгляд на часы.

– Не исключено, – живо откликнулся Крук. – Отнюдь не исключено.

И усмехнулся.

VIII

Участники похорон вернулись незадолго до четырех часов, наскоро выпили чаю и приступили к делу.

По их единодушному желанию мистеру Мидлтону выделили самое удобное кресло. Он выудил из кармана длинный, скрепленный печатью конверт и мрачно оглядел собравшихся.

– Этот документ… э-э-э… достаточно краток, – сказал он. – И каждый из родственников упомянут в нем поименно. Вероятно, мне будет лучше попросту зачитать текст.

Завещание Эверарда Хоупа оказалось таким же причудливым, какой была вся его жизнь. Его последнее волеизъявление потрясло всех, хотя по большей части не имело никакой особой ценности с точки зрения закона. Он писал, что Гарт, будучи по профессии юристом, несомненно, сам умел набивать себе карманы деньгами и не нуждался в посторонней помощи. Что касалось Сесила, то Эверард Хоуп читал некоторые издания «Вопросов морали для молодежи» и заметил, что в них неизменно восхвалялась бедность. В противоположность этому любой персонаж, добивающийся материального успеха, одновременно разрушает себя морально. При подобных обстоятельствах он посчитал бы любое предложение денег оскорбительным для своего кузена. Так Эверард Хоуп разделался с Сесилом. По поводу братьев Лэйси он писал, что, как ему представлялось, они внешне жили гораздо более благополучно, не получая никакого годового дохода, чем он сам, обладая внушительным состоянием. А посему в его намерения не входило нарушать их устоявшийся финансовый баланс. Переходя к Джулии, Эверард Хоуп отмечал, насколько часто она заверяла его в своем нежелании оказаться на его месте, и он бы только навредил компаньонке, навязав ей свое положение. Однако в качестве залога своей привязанности все же завещал Джулии акварели с пейзажами Святой земли, выполненные тетушкой Рейчел в годы молодости и украшавшие теперь различные помещения в доме.

Таким образом, все его состояние за вычетом расходов на погребение и прочие юридические издержки доставалось дальней родственнице по имени Дороти Кэппер из Лондона, но при одном четко определенном условии. В случае же ее неспособности исполнить поставленное условие деньги переходили в собственность его самого близкого по закону родственника или родственницы. Он предоставлял адвокатам и самим членам семьи определить, кто именно станет тогда наследником.