– Толком не знаю, – ответил Феликс после паузы. – Возможно, ему нравилось играть в кошки-мышки, он был склонен к садизму. Может, хотел удостовериться, что я готов идти до конца, – ведь, раскрыв карты, он признавался в убийстве Марти. Представьте, он пытался меня шантажировать, предлагал выкупить дневник! Кажется, я его ошеломил, возразив, что он не осмелится передать дневник полиции.
– Хм. А дальше?
– Я вернулся в гостиницу, Джордж должен был прислать мой багаж. Вчера примерно в половине одиннадцатого позвонила Лина и сказала, что Джордж мертв. Вообразите мой испуг! После ужина ему стало плохо. Лина описала, как он умирал. Я отправился прямо туда. Доктор еще не ушел, он подтвердил мои подозрения, что это стрихнин. Я оказался в ловушке. У поверенных Джорджа хранится мой дневник, который им велено обнародовать в случае его смерти. Скоро полиция узнает, что я замышлял убийство Джорджа.
Напряженная поза и тревога в глазах противоречили спокойному, почти равнодушному тону Феликса.
– Я готов был сам пойти и утопиться. Затем вспомнил, что Майкл Эванс рассказывал, как вы вытащили его из похожей ситуации. Я позвонил ему и попросил нас свести. И вот вы здесь.
– Вы еще не рассказали полиции про дневник?
– Нет, я ждал…
– Медлить нельзя. И лучше я сделаю это сам.
– Хорошо. Я бы…
– Я хочу, чтобы между нами с самого начала не было недомолвок. – Найджел пристально и твердо посмотрел Феликсу в глаза. – Из ваших слов я заключаю, что вы не причастны к убийству Джорджа Рэттери, и намерен это доказать. Однако если в процессе расследования выяснится, что вы действительно его убили, я не стану это замалчивать.
– Вполне разумно, – промолвил Феликс, робко улыбнувшись. – Я столько написал про детективов-любителей, что с удовольствием посмотрю на одного из них в деле. Господи, – добавил он другим тоном, – наверное, последние полгода я был не в своем уме. Мой малыш Марти. Неужели я и впрямь столкнул бы Джорджа в реку, если…
– Не важно. Главное, что не столкнули.
Холодный и строгий, но не осуждающий тон Найджела помог Феликсу овладеть собой гораздо быстрее, чем показное сочувствие.
– Вы правы. Хотя того, кто убил его, едва ли мучают угрызения совести. Джордж был отъявленным негодяем.
– Кстати, а почему вы уверены, что это не самоубийство?
– Самоубийство? – удивился Феликс. – Мне не приходило в голову… я хочу сказать, что, когда я замышлял убийство, я никогда не рассматривал такой вариант. Зачем этому самодовольному, бесчувственному типу себя убивать?
– Но кто мог убить его? Кто-то из местных?
– Мой дорогой Стрейнджуэйс, – промолвил Феликс тревожно, – вы ведь не ожидаете, что главный подозреваемый станет поливать грязью всех и каждого?
– Правила маркиза Куинсберри для боксерских поединков тут неприменимы. Вам незачем упражняться в благородстве – слишком многое на кону.
– Тогда я скажу, что любой, кто знал Джорджа, мог быть потенциальным убийцей. Он изводил жену и сына, домогался всех женщин в округе. Пожалуй, единственной, кого он не третировал и не унижал, была его мать, деспотичная старая карга. Рассказать вам о них?
– Не сейчас. Мне хотелось бы составить собственное мнение. Пожалуй, на сегодня все. Не желаете заглянуть к нам, поболтать с моей женой?
– Постойте, еще одно. Его сын, Фил, отличный малый, ему двенадцать. Вы должны увезти его оттуда. Он мальчик нервный, легковозбудимый; боюсь, смерть отца выбьет его из колеи. Я сам хотел посоветовать Вайолетт увезти его, но, учитывая то, что ей предстоит узнать обо мне в ближайшее время… вот я и подумал, может быть, ваша жена…
– Я попробую что-нибудь сделать. Завтра же утром поговорю с миссис Рэттери.
Глава 3
На следующее утро Найджел подошел к дому Рэттери. Полицейский у калитки флегматично наблюдал за автомобилем, который тщетно пытался выехать с опустевшей стоянки напротив.
– Доброе утро, – поздоровался с ним Найджел. – Это…
– …душераздирающе, не правда ли, сэр? – неожиданно произнес полицейский. Найджел не сразу сообразил, что замечание собеседника относится не к недавним событиям в доме, а к неуклюжим попыткам незадачливого водителя выехать со стоянки. Жители Севернбриджа славятся крестьянской прямотой и невозмутимостью.
Констебль ткнул пальцем в стоянку:
– Пять минут мается, бедолага. Душераздирающее зрелище, вот что я вам скажу.
Найджел согласился, что ситуация и впрямь плачевная, и спросил, может ли увидеть миссис Рэттери.
– Миссис Рэттери?
– Это ведь ее дом?
– Верно. Ужасная трагедия, правда, сэр? Видный горожанин. Только в прошлый четверг мы с ним…
– Да, верно, ужасная трагедия, однако мне хотелось бы увидеть миссис Рэттери.
– Друг семьи? – спросил констебль, заслоняя калитку мощным торсом.
– Не совсем, однако…
– Значит, репортер. Охлади свой пыл, сынок, – добавил полицейский другим тоном. – Приказ инспектора Блаунта. Велено никого…
– Инспектора Блаунта? Да это мой старинный приятель!
– Все вы так говорите, сынок. – Голос констебля звучал вежливо, но твердо.
– Скажите ему, что Найджел Стрейнджуэйс… хотя нет, лучше передайте карточку. Ставлю семь к одному, что он примет меня сейчас же.