Убийство на пивоварне. Чудовище должно умереть

– Нет, мэм, – поспешил я успокоить почтенную даму. – Я придерживаюсь традиционных взглядов. Однако вы допускаете обстоятельства, когда убийство оправдано? За исключением войн?

– На войне убийство врага – дело чести и не может считаться преступлением, – с важным видом изрекла старуха прописную истину, тяжелыми чертами лица и массивным профилем и впрямь напоминая римскую матрону.

– Чести? Только вашей собственной?

– Полагаю, Вайолетт, – пророкотала миссис Рэттери в своей манере Муссолини, – нам пора оставить джентльменов.

За портвейном Джордж разоткровенничался. Наверняка от облегчения, что не нужно больше поддерживать неприятный разговор.

– Удивительная женщина моя мать. Не может забыть, что ее отец – седьмая вода на киселе графу Эвершоту. До сих пор не смирилась, что я занялся ремонтом автомобилей. Что поделаешь, нужда заставит. Она потеряла сбережения во время кризиса, бедняжка, не мог же я допустить, чтобы мать попала в работный дом. Конечно, титулы сегодня ничего не значат. Слава богу, я не сноб. Нужно шагать в ногу со временем. Однако в том, как она цепляется за старую гордость, есть что-то трогательное. Noblesse oblige, положение обязывает, и прочее в том же духе. Кстати, слыхали анекдот о герцоге и одноглазой служанке?

– Нет, – отвечал я, борясь с приступом тошноты…

15 августа

Утром снова взял с собой Фила. Порывистый ветер сменился дождем. Эта яхта – сущее наказание. Хотя Фил не слишком ловок, схватывает мальчишка на лету и в минуту опасности не трусит. А сегодня он подсказал мне, как убить своего отца.

Неумышленно. Устами младенца… Не успел он взяться за штурвал, как резкий шквал накренил яхту. Вспомнив мои уроки, Фил потянул румпель вверх и восторженно обернулся ко мне:

– Вы видели, Феликс?

– Видел. Ты молодец. Жаль, что тебя не видел отец. Будь внимательней. Посматривай через плечо, следи за ветром.

Фил сиял от гордости. Просто удивительно, как влияет на характер ребенка необходимость доказывать родителям свою состоятельность.

– А что, если как-нибудь мы возьмем его с собой? – Фил осекся и нахмурился. – Впрочем, он не согласится. Отец не умеет плавать.

– Не умеет плавать?

С тех пор эта фраза вертится в моей голове, зовет на разные голоса, заставляя учащенно биться сердце.

Довольно на сегодня. Надо все обдумать. Завтра изложу на бумаге свой план, простой и смертоносный. Я почти вижу его мысленным взором.

16 августа

План созрел. Теперь главное – выманить Джорджа на реку. Придется слегка задеть его гордость – Джордж не захочет выставить себя трусом. А как только он окажется на яхте, ему конец.

Нужно дождаться порывистого ветра, такого, как вчера. Здесь он чаще всего дует с юго-запада. Мы отойдем на полмили вверх по реке, затем развернемся на фордевинд. Когда плавучий бон окажется по левому борту, я дождусь шквала и переброшу паруса. При своей увальчивости яхта легко опрокинется. А Джордж не умеет плавать.

Сначала я решил сам ее перевернуть. А что, если случайный рыбак с берега нас увидит? Что, если он разбирается в управлении яхтой? Наверняка он задастся вопросом, почему такой опытный яхтсмен недоглядел. Гораздо меньше вопросов возникнет, если в момент, когда мы опрокинемся, румпель будет держать Джордж.

Вот что я придумал. Я передам Джорджу румпель, а сам займусь парусами. При подходе к боновому причалу – надо улучить момент, когда ветер будет дуть прямо в шкаторину грота, – я велю ему круто положить руль. Джорджа выбросит за борт и, если повезет, ударит о бон. Я сделаю вид, что запутался в парусах или канатах, а пока буду распутываться, бедняга утонет.

Идеальное, совершенное убийство. Худшее, что мне грозит, – порицание от коронера за то, что позволил Джорджу управлять яхтой при таком предательском ветре.

Коронер! О нем-то я и не подумал. Во время расследования непременно всплывет мое настоящее имя, и тогда Лина поймет, что я – отец ребенка, которого сбил Джордж. Она сопоставит факты и придет к выводу, что происшествие с яхтой не случайность. Придется приложить все силы, чтобы уговорить ее не выдавать меня. Любит ли она своего котика достаточно сильно, чтобы держать язык за зубами? Это самая неприятная часть моего плана. Впрочем, какое мне дело до Лины? Марти, крохотная фигурка на дороге, разорванный кулек с карамельками… Что значат чувства других людей по сравнению со смертью ребенка?

Говорят, что тонущий испытывает страшные муки. Отлично, я очень рад. Легкие Джорджа взорвутся, голову пронзит боль, руки будут беспомощно колотить по воде, пытаясь убрать с груди чудовищную водную массу… Надеюсь, перед смертью он вспомнит Марти.

17 августа