Убийство по лицензии

В горле у него что-то торжественно забулькало и заклокотало, эбонитовые фигуры у костра слаженно загудели, потом неожиданно повалились на колени и поползли вперед, к телу, явственно белевшему в темноте.

Батырин испугался.

«Припадочные», — подумал он и попятился. Однако сзади его поджимал утробный тигриный рык и недвусмысленное шевеление кустов.

Черная шевелящаяся масса, невнятно бормоча, подползала все ближе, сверкая при свете костра глянцевой кожей.

«Зарежут!» — панически решил Батырин, и тут же шестое чувство ехидно подсказало ему: «Скорее съедят».

— Макумба бебе! — блестя в темноте зубами и белками глаз, вдруг восторженно завопил представитель подползающего отряда и взмахнул руками. Внезапно, лишив Батырина времени отреагировать на свое движение, он повалился ему в ноги и щекотно приник сухими мягкими губами к стопам.

— Макумба бебе! — раздался дружный вой, и Батырин ощутил себя в центре копошащейся и скользкой массы, которая окружала его со всех сторон, трогая, щипая и пронзительно визжа.

Дальнейшее он помнил очень плохо, словно все происходило во сне. Сильные руки подняли его в воздух, и он, плавно покачиваясь, поплыл над землей. Депутат почти терял сознание от страха, боясь, что его несут, чтобы насадить на вертел и всем племенем зажарить на костре, а затем, глотая слюнки от аромата белого тела, покрывающегося аппетитной золотистой корочкой, слопать до последнего кусочка.

— Товарищи, — забормотал Батырин, стараясь и в воздухе сохранять представительный вид, — я делегат братской партии, защищающей интересы трудящихся и…

Однако черные «товарищи» не стали слушать его импровизацию. Они подтащили обомлевшую жертву к костру, бережно посадили ее на гору пальмовых листьев и стали внимательно осматривать, как врач во время диагностического осмотра, подозревая своего пациента во всех смертных болезнях. Черные руки гладили по спине, по груди, щипали, ерошили волосы, какая-то шустрая ручонка даже полезла было депутату в рот, как бы проверяя наличие зубов. Однако осматриваемый терпеть такую бесцеремонность не стал, щелкнул зубами, точно схватил невидимую блоху в воздухе, и прикусил жесткий палец. Палец убрался изо рта, но тут же Батырин ощутил явственные поползновения на свой нос. Он едва успел спасти очки, которые вдруг поползли по переносице и собрались было совсем уже покинуть своего хозяина, как вдруг в темноте прозвучало властное: «Макумба бебе!» — и десятки ощупывающих рук вдруг опали, как будто их обрубили.

— Макумба бебе! — вырвался крик из сотни луженых глоток, и ему в глухой темноте ответил тигриный рык, в котором явственно гибла-погибала надежда на высококалорийный ужин из упитанного российского политика. Десятки острых копий взметнулись над поляной, ритмично затарахтел барабан, словно где-то неподалеку завели движок древнего «Запорожца», и вновь черные руки подхватили Батырина, подняли его в воздух, и депутат плавно поплыл в темноте над землей. Кажется, съедение откладывалось.

После десяти минут тряски, безжалостно хлопающих по лицу колючих веток и невнятных криков «макумба бебе» черное племя притащило свою добычу в деревню, которая состояла из нескольких круглых глиняных хижин под соломенными крышами и утоптанной площадки посередине, очевидно служившей местом общих собраний.

— Макумба бебе! — заорал главный, и из хижин, точно тараканы из щелей коммунальной квартиры при посещении опытного дезинсектора, полезли черные тела — женщины, дети, старики.

Оглушенного, растерянного Батырина снова рассматривали, трогали, щипали и даже покусывали, однако это варварство мгновенно прекратилось, когда вождь сделал выразительный жест пальцем по горлу, мол, резать будем.

Батырина мгновенно оставили в покое. Племя дружно расселось в кружок вокруг него и замерло, затаив дыхание. При свете едва тлеющих плошек тихо мерцало множество глазных белков, глядящих на него с немым обожанием и восторгом обретения, — так показалось пленнику.

— Макумба бебе такондо се! — величественным жестом указал на белую фигуру человек с ожерельем из тигриных клыков и, шагнув назад, присел на корточки, мгновенно слившись с черной массой.

Батырин остался стоять посреди круга, стыдливо сложив ладошки в паху, — все-таки здесь были дамы, и даже пожилые, и, как галантный джентльмен, он боялся оскорбить их стыдливость. Он молча стоял соляным столбом в темноте, освещаемый бликами факелов и неверным светом луны. Молчали и люди вокруг него. Было так тихо, что издалека донесся пронзительный крик ночной птицы, шорох ветра в траве напомнил осторожное движение змеи. Все явно чего-то ждали от Батырина. Пришлось держать речь.

— Дамы и господа! — так традиционно начал свою речь российский парламентарий. — Позвольте вас поприветствовать от имени братского русского народа, который выражает сочувствие всем странам, борющимся за независимость, за свое национальное единство, сражающимся против колониального гнета и экспансии американского капитала. И позвольте выразить надежду на то, что…