Грант повторил предложение немножко побродить, при том что он сам минут десять пробудет в митрейоне на случай, если кто-то захочет поговорить с ним перед возвращением наверх. Он также напомнил, что боковые проходы упираются в общий, который заканчивается в инсуле.
Кеннет Дорн сказал, что он хочет пойти наверх и взглянуть на тетю. Он выглядел отдохнувшим и обнаруживал склонность смеяться без повода.
— Ваше чтение было ве-ли-ко-лепно, — сказал он Гранту и улыбнулся от уха до уха. — Я обожаю вашего «Саймона». — Он буйно расхохотался и вышел сквозь главную дверь.
Майор Суит сказал, что побродит в подземелье и присоединится ко всем наверху.
— Мне еще надо выяснить отношения с Мейлером, — погрозил он. — Поразительная безответственность. — Он посмотрел на Софи. — Не хотите прогуляться? — пригласил он.
— Я, пожалуй, с минутку побуду здесь, — сказала она. Ей не улыбалась перспектива бродить в митраистских потемках вдвоем с майором.
Аллейн сказал, что он сам найдет дорогу наверх; Ван дер Вегели, фотографировавшие друг друга на фоне алтаря, решили присоединиться к нему, от чего он был не в восторге, подумала Софи.
Майор Суит вышел в одну из боковых дверей. Аллейн исчез за фигурой бога в шумном сопровождении Ван дер Вегелей. Их восклицания доносились откуда-то издалека. Затем все умолкло, кроме холодного бормотания подземного потока, — казалось Софи.
— Посидите со мной, — сказал Грант.
Она села рядом с ним на каменную скамью.
— Кажется, вы чувствуете себя угнетенной?
— Похоже.
— Проводить вас наверх? Незачем оставаться здесь. Остальные не заблудятся. Только скажите.
— Очень мило с вашей стороны, — возразила Софи, — но спасибо, не надо. Я не настолько вышла из строя. Только…
— Что?
— У меня теория насчет стен.
— Стен?
— Поверхностей. Любых поверхностей.
— Прошу вас, объясните.
— Вам будет совсем неинтересно.
— Как знать. Рискните.
— Не могут ли поверхности — деревянные, каменные, матерчатые, какие угодно — иметь некую физическую чувствительность, о которой мы не подозреваем? Что-то вроде эмульсии на фотопленке. Так что на них сохраняются следы всего, что представало перед ними. И не могут ли некоторые люди иметь в своем физическом — химическом, электронном или еще каком-то — устройстве нечто, что воспринимает и осознает все это?
— Словно другие люди — дальтоники и только эти правильно видят цвет?
— Именно так.
— Это бы начисто избавило нас от привидений, правда?
— Но на плоскостях сохранялись бы не только зрительные образы. Также и чувства.
— Вы не находите, что это тревожащая идея?
— Скорее волнующая.
— Пожалуй.
— Интересно, не так же ли было с вашим Саймоном?
— А, — выдохнул Грант, — ради Бога, не напоминайте мне об этом!
— Простите, — сказала Софи, ошеломленная силой его ярости.
Он встал, отошел и, стоя спиной, быстро заговорил:
— Хорошо, почему бы вам прямо не сказать? Если мне так отвратительно это представление, какого черта я в нем участвую? Вы ведь об этом думаете, не так ли? Ну-ну. Я угадал?
— Если даже и так, то это меня не касается. Кроме того, я вам об этом сказала. Там, наверху. — Софи перевела дух. — Кажется, это было столетья назад, — сказала она. Столетья.
— В конце концов, мы прошли почти через двадцать веков. Простите, что я вел себя безобразно грубо.
— Забудьте об этом, — сказала Софи. Она взглянула на резко подсвеченную голову Митры. — Если подумать, он вовсе не грозный. Такой пухленький, мирный — согласны? А не странно ли, что его пустые глаза словно глядят? Можно поклясться, что в них зрачки. Вам не кажется…
Она вскрикнула. Бог исчез. Полная тьма опустилась на них, как бархатный полог.
— Все в порядке, — сказал Грант. — Не беспокойтесь. Это предупреждение, что скоро они закрывают. Свет зажжется через секунду.
— Слава Богу. Здесь так… так непроглядно темно. Как слепота.
— О тьма! О безутешность!
— Это ведь из «Лира»? С вашего позволения, не слишком радующая цитата.
— Где вы?
— Здесь.
В отдалении послышался ропот голосов, искаженных, многажды преломленных стенами проходов. Грант взял Софи за руку. Бог снова возник, он спокойно глядел в никуда.
— Вот вы где, — сказал Грант. — Пойдемте. Не пора ли нам подняться в современный Рим?
— С удовольствием.
Он взял ее под локоть, и они начали восхождение. Через инсулу, налево и затем прямо к железной лестнице аркады, из которой доносился неумолкающий голос воды. Вверх по железной лестнице. Через вторую базилику, мимо Меркурия и Аполлона и затем по последнему пролету каменных ступеней к свету; здесь и была церковная лавка, вполне нормальная, ярко освещенная.
Ее уже закрывали монах и двое юношей, продававших открытки и сувениры. Они внимательно посмотрели на Гранта и Софи.
— Больше там никого, — сказал им Грант. — Мы последние.
Они раскланялись.
— Спешить некуда, — сказала Софи. — Верхняя базилика открыта до захода солнца.
— А где все остальные?
— Надо думать, в атриуме.
Однако садик был пуст, да и базилика почти пуста. Последние запоздавшие туристы спешили к главному выходу.
— Он собрал их на улице, — сказал Грант. — Вот и они. Пойдемте.