– На пол было пролито вино. Портвейн, я бы сказал. И на столе отметина рядом с центральной вазой, словно туда упало несколько капель воды. В вазе белые гвоздики. Больше ничего. Со стола, разумеется, убрали.
Аллейн оглядел предметы на столе:
– Где вы все это выискали, Фокс?
– Вот в этом ящике, который был вытащен и оставлен на письменном столе, в точности как лежит сейчас. Прямо-таки лавка старьевщика, а, сэр? Эти предметы лежали поверх общей свалки.
– Бейли уже за них брался?
– Да. Ни на одном никаких отпечатков, – ответил Фокс. – То-то и странно.
– Как насчет пишущей машинки?
– Мы взяли пробу шрифта и отпечатки. Пальчики только его светлости, и очень свежие.
– На тюбике шпатлевки нет колпачка.
– Он был на полу.
Аллейн осмотрел тюбик.
– С открытого конца, разумеется, засохло, но не слишком глубоко. Тюбик на три четверти полон.
– Крошки шпатлевки в ящике, на столе и на ковре.
– Ну надо же, – рассеянно отозвался Аллейн и взял белую рукоятку. – Вещественное доказательство «Б». Знаете, что это такое, Фокс?
– Могу только выдвинуть обоснованное предположение, мистер Аллейн.
– Это одно из многих приспособлений в очень элегантной шкатулке для рукоделия, что стоит в гостиной. Вязальные крючки, ножницы и так далее. Все закреплены в отделеньицах под крышкой. Одно углубление пустует.
– Как вы, наверное, заметили, сэр, тут только рукоятка.
– Да. Как по-вашему, в отверстие вставлялось вышивальное шильце?..
– Рискну предположить.
– Думаю, не ошибетесь.
Открыв саквояж, Фокс достал узкую картонную коробку. Там, закрепленная и упакованная в стружку, лежала стрелка. Драгоценные камни в застежке, крошечные изумруды и бриллианты, весело блеснули. Только узкий платиновый кант и сам стилет потускнели от крови Риверы.
– Бейли надо будет снять скрытые отпечатки, – сказал Фокс.
– Да, разумеется. Нам не стоит ее трогать. Позднее стрелку можно будет разобрать, но по виду, Фокс, мы кое на что наткнулись.
Аллейн поднес рукоятку к стилету.
– Клянусь, подходит, – сказал он и положил рукоятку на стол. – Далее вещественное доказательство «В». Пустой пузырек из-под ружейной смазки. Где от него пробка?
Фокс ее представил.
– Подходит, – сказал он. – Я пробовал. Она подходит, и воняет от нее тем же. Хотя почему, черт побери, она очутилась на сцене…
– То-то и оно, – согласился Аллейн, – почему черт побери? Посмотрите только, что обнаруживается в ящике вашего любимчика! Видано ли, чтобы улики так играли на руку?
Тяжело поелозив в массивном в кресле, инспектор Фокс несколько секунд задумчиво смотрел на начальника.
– Согласен, на первый взгляд странно, что улики так повсюду разбросаны. И к тому же подозреваемый не сделал ни одной попытки очистить себя, даже больше, словно бы сам против себя громоздит обвинения. Впрочем, он и сам странный. Можно даже сказать, что не несет ответственности, точно не сознает смысла содеянного.
– Я и сам никогда не понимал, в чем точно смысл данного поступка и что значит, нести или не нести ответственность. Кто разделит человеческое поведение на то, что нам хочется называть коренящимся в здравом рассудке, и бредовое помешательство? Где та грань, когда человек перестает сознавать, что делает? О, определения мне известны, и я знаю, что мы выжимаем из них что можем, но, сдается, в вопросах патологии любая пенитенциарная система проявляет себя преглупым образом. Вот сейчас перед нами явно помешанный лорд, который так далеко зашел в эксцентричном бреде, что способен публично убить человека нелепо сложным способом, который указывает прямо на него, а затем делать, по сути, все от него зависящее, чтобы его арестовали. Случалось расследовать и такое, но будет ли так в нашем деле?
– Должен сказать, сэр, – флегматично отозвался Фокс, – будет. Судить пока рано, но по тому, как мы продвинулись, я склоняюсь к этой мыслишке. Послужной, так сказать, список этого джентльмена и общее его поведение указывают на состояние психики, мягко говоря, эксцентричное. Все знают, что он не в себе.
– Да. Все. Вот именно, все знают, – согласился Аллейн. – Все скажут: «Это в его духе. Так на него похоже!»
С толикой раздраженности, какой Аллейн никогда не прежде не видел у своего опрятного и выдержанного инспектора, Фокс сказал:
– Ладно, мистер Аллейн, ладно. Знаю, к чему вы клоните. Но кто мог бы подбросить ему оружие убийства? Вот это мне объясните. Вы считаете, что любой за столиком ресторана мог взять револьвер, когда тот лежал под сомбреро, и затолкать в него дурацкую стрелку? Вы полагаете, Морено мог изготовить стрелку, припрятать где-то и забрать ее после того, как милорд его обыскал? Где он мог ее прятать? В пустой комнате оркестрантов, где нет ничего, кроме инструментов и людей? И как он мог затолкать это в револьвер, если его светлость держал револьвер при себе и клянется, что никогда с ним не расставался? Скелтон? Скелтон вертел в руках револьвер, а уйма людей за ним наблюдали. Мог ли Скелтон затолкать эту штуковину в дуло? Да курам на смех. Вот так.
– Ладно, старина, – согласился Аллейн. – Давайте продолжать. Скоро проснутся слуги. Как далеко вы тут подвинулись?