Вернувшись в кабинет, Аллейн закрыл окно, огляделся в последний раз, собрал саквояж Фокса и, вынеся его на площадку, закрыл и опечатал дверь. На площадке Маркса сменил другой полицейский в штатском.
– Привет, Джимсон, – сказал Аллейн. – Только что пришли?
– Да, сэр. Заступил на смену.
– Кого-нибудь из слуг видели?
– Горничная только что поднялась наверх, мистер Аллейн. Мистер Фокс оставил распоряжение не пускать обслугу сюда на этаж, поэтому я отослал ее вниз. Она, кажется, была очень недовольна.
– Естественно, – сказал Аллейн. – Хорошо. Держитесь как можно тактичнее, сами понимаете, но ничего не упустите.
– Есть, сэр.
Перейдя площадку, он толкнул двери бального зала, где Томпсон и Бейли как раз собирались уходить. Аллейн осмотрел ряд стульев вокруг рояля и лист писчей бумаги, который нашел Бейли. На нем была карандашом написана программа выступления оркестра на прошлый вечер. Бейли указал на тонкий слой пыли на крышке рояля и объяснил Аллейну, где были найдены отчетливые следы револьвера, французского зонта и зонтов попроще. Бейли с Томпсоном сочли довольно странным, что столько пыли успело осесть после того, как эти предметы забрали. Не так уж и странно, предположил Аллейн, учитывая, что лорд Пастерн, по собственному его заявлению, выстрелил в бальном зале холостым патроном, а это, вероятно, стрясло уйму пыли с очаровательной, но вычурной лепнины на потолке.
– Это для нас большая удача, – пробормотал он. – Чьи отпечатки вокруг следов деталей французского зонта? Не говорите, – устало добавил он, – его светлости?
– Вот именно, – ответили хором Бейли и Томпсон. – Его светлости и Морри.
Аллейн попрощался с ними, а после опечатал и бальный зал тоже.
Вернувшись в гостиную, он забрал шкатулку для рукоделия леди Пастерн, задумался, не запереть ли и эту комнату тоже, но решил, что лучше не надо. Потом, оставив свою поклажу под присмотром полицейского на площадке, он спустился на нижний этаж. Было шесть утра.
В столовой уже накрыли к завтраку. Вазу с белыми гвоздиками, как он заметил, переставили на буфет. Когда он остановился перед портретом какого-то былого Сеттиньера, несколько похожего на лорда Пастерна, то услышал за дверью для слуг приглушенные голоса. Слуги, наверное, перекусывают. Толкнув незапертую дверь, он очутился в служебном коридорчике, дверь в дальнем конце которого вела, по всей очевидности, в холл для слуг. Оттуда явственно доносился лучший из утренних запахов – запах свежесваренного кофе. Он уже собирался двинуться вперед, когда голос, громкий, решительный и заметно встревоженный, произнес очень медленно:
– Parlez, Monsieur, je vous en prie, plus lentement, et peut etre je vous er er… cоmprendari… Нет, черт меня побери, je vous pouverai…[31]
Толкнув дверь, Аллейн обнаружил мистера Фокса, уютно устроившегося с чашкой дымящегося кофе в окружении Спенса и стайки очень внимательных дам, перед ними восседала смуглая внушительная личность при полных регалиях шеф-повара.
Повисла краткая тишина, пока Аллейн созерцал эту сцену, и после крошечной заминки Фокс встал.
– Возможно, вы выпьете чашку кофе, мистер Аллейн, – предложил он и, и обращаясь к повару, тщательно выговаривая, добавил: – C’est Monsieur… э… le chef… Inspecteur Аллейн, monsieur[32]
. Мистер Аллейн, это экономка мисс Паркер и мадемуазель Гортанз. А девушки – Мэри и Миртл. Это мистер Спенс, а это мсье Дюпон, а юный малый вон там – Уильям. Вот, – заключил Фокс, сияя всей честной компании, – вот это я называю уютной компанией!Аллейн опустился на стул, который пододвинул ему Уильям, и в упор уставился на подчиненного. Фокс ответил добродушной улыбкой.
– Я как раз собирался уходить, сэр, – сказал он, – когда случайно наткнулся на мистера Спенса. Я знал, что вам захочется сообщить этим милым людям о наших маленьких затруднениях, и вот я тут.
– Подумать только, – пробормотал Аллейн.
Методы Фокса по ту сторону обитой зеленой бязью двери славились по всему Ярду. Но сейчас Аллейн впервые видел их в действии и внезапно сообразил, что тонкий флер экзотичности уже стерся, и уничтожило его как раз его собственное появление. Атмосфера праздника сменилась чопорным холодком. Спенс встал, горничные неловко ерзали на краешках стульев. Фокс основательно тут потрудился, но, очевидно, будучи в невинности своей снобом, очень уж расхваливал начальника, и теперь все обращались к нему с почтительным «сэр».
– Ну, если мистер Фокс уже тут поработал, – весело сказал он, – мне нет нужды беспокоить вас понапрасну. Такого кофе я много лет не пробовал.
– Премного благодарен. Я польщен, – отозвался мсье Дюпон на беглом английском. – В настоящий момент, разумеется, невозможно достать свежие зерна тогда, когда пожелается.
– Разумеется, – эхом откликнулась мадемуазель Гортанз, и остальные зашелестели в подтверждение.
– Полагаю, – добродушно пророкотал Фокс, – его светлость весьма разборчив в кофе. – И подпустил располагающе: – Привередлив во всем, рискну я сказать?