Убийство под аккомпанемент. Маэстро, вы – убийца!

– Если вы про то, что мы только взглянули на револьвер и разразились неконтролируемым хохотом, то простите, нет, такого не было.

– Нет, – повторил он. – Как я и боялся.

– Настроены мы были скорее сентиментально. Револьвер – один из пары, которую подарил дяде Джорджу мой отец, и дядя Джордж мне об этом рассказывал.

– Значит, он был вам знаком?

– Ни в коей мере. Мой отец умер десять лет назад, а при жизни у него не было обыкновения показывать мне свой оружейный склад. Думаю, они с дядей Джорджем оба были меткими стрелками. Дядя Джордж рассказывал, что отцу изготовили револьверы на заказ для стрельбы по мишеням.

– Вы осматривали вчера вечером револьвер? Внимательно?

– Да… потому что… – Тут ее обуяла нервная и беспричинная осторожность, и она помешкала.

– Потому что?..

– На нем были выцарапаны инициалы моего отца. Дядя Джордж велел, чтобы я их поискала.

Повисла долгая пауза.

– Да, понимаю, – сказал Аллейн.

Она поймала себя на том, что крепко стиснула, перекрутила перчатки. Испытав приступ острого раздражения на себя саму, она резким движением их разгладила.

– Один из пары, – повторил Аллейн. – Вы оба осмотрели?..

– Нет. Второй лежал в своей коробке, в ящике на столе. Я только видела его там. Я его заметила, так как ящик стоял почти что у меня под носом, и дядя Джордж все складывал и складывал в него обманки, если они так правильно называются.

– Ах да. Я их там видел.

– Он сделал больше, чем нужно. На случай… – Ее голос пресекся. – На случай если когда-нибудь его попросят повторить выступление.

– Понимаю.

– Это все? – спросила она.

– Очень любезно было с вашей стороны приехать, – с улыбкой ответил Аллейн. – Возможно, нам удастся придумать что-нибудь еще.

– Спасибо, не утруждайтесь.

Улыбка Аллейна стала шире.

«Утром на лестнице Фэ строила ему глазки, – подумала Карлайл. – Она взаправду с ним флиртовала или просто старалась сбить с толку?»

– Дело в стальном острие того эксцентричного снаряда. Болта или стрелки, – сказал Аллейн, и она разом напряглась. – Мы почти уверены, что это острие вышивального шильца из шкатулки для рукоделия в гостиной. Мы нашли выброшенную рукоятку. Вы, случайно, не помните, когда в последний раз видели шильце? Если, конечно, обратили на него внимание?

«Вот оно, – подумала она. – Револьвер – пустяк, отвлекающий маневр. На самом деле он вызвал меня поговорить о шильце», а вслух произнесла:

– Не помню точно, но сомневаюсь, что шкатулка была открыта, когда я заходила в гостиную перед обедом. Во всяком случае, я этого не заметила.

– Помнится, вы говорили, что леди Пастерн показывала вам и Мэнксу свою вышивку гладью. Это ведь было как раз тогда, когда все собрались в гостиной перед обедом? Кстати, рядом со шкатулкой мы нашли вышивку.

«Следовательно, – думала она, – шильце могли взять тетя Силь, или Нед, или я». Она повторила:

– Уверена, что шкатулка была закрыта.

Она старалась не думать дальше одного мгновения, того единственного безопасного мгновения, в которое сразу могла бы сказать правду.

– А после обеда? – небрежно спросил Аллейн.

Она снова мысленно увидела, как маленький блестящий инструмент выпадает из пальцев мисс Хендерсон, когда в бальном зале раздается грохот. Она увидела, как Фелиситэ автоматически нагибается и его подбирает, а секунду спустя разражается слезами и выбегает прочь из комнаты. Она услышала ее громкий голос на площадке: «Мне надо с тобой поговорить», и голос Риверы, произнесший: «Ну разумеется, если хочешь».

– После обеда? – пусто повторила она.

– Вы были тогда в гостиной. Перед тем как пришли мужчины. Возможно, леди Пастерн вынимала рукоделие. Вы в какой-либо момент видели шкатулку открытой или заметили шильце?

Как быстра бывает мысль? Так быстра, как говорят? Было ли ее промедление фатально долгим? Она шевельнулась, уже собираясь открыть рот. И что, если он уже говорил с Фелиситэ про шильце? «На кого я похожа? – панически думала она. – Я уже похожа на лгунью».

– Вспомнили? – спросил он. Выходит, она уже тянула слишком долго.

– Я… кажется, нет. – Ну вот, она это произнесла. Почему-то лгать о воспоминании было не так постыдно, как о самом действии. Если случится что-то дурное, она всегда может потом сказать: «Да, теперь я вспоминаю, но я забыла. В тот момент это не имело для меня значения».