Убийство под аккомпанемент. Маэстро, вы – убийца!

– Нет. – Сквозь усталость пробивалось удивление. – Нет, я видела письмо.

– Какое письмо? – спросил он, роясь в шкафу.

– Адресованное Фелиситэ.

– А, – протянул Мэнкс, – то письмо.

Он повернулся. В руке у него была пачка сигарет и, протягивая ее, он направился к ней. Она покачала головой, и он твердой рукой поднес спичку к своей сигарете.

– Как вышло, что ты его увидела?

– Оно было потеряно. Оно… я… да какая разница? Все и так совершенно ясно. Нам нужно продолжать?

– Не понимаю, почему это открытие вдохновило тебя на спринтерский забег.

– Думаю, я сама себя не понимаю.

– Что ты делала вчера ночью? – внезапно спросил он. – Куда ты ходила после того, как мы вернулись на Дьюкс-Гейт? Почему ты объявилась с Аллейном? Чем ты занималась?

Невозможно было объяснить, что Фелиситэ потеряла письмо, он разом тогда бы обнаружил, что Аллейн его читал, и хуже того, это неизбежно заставило бы ее признать, возможно даже обсуждать, его новые отношения с Фелиситэ. «Он может, – думала Карлайл, – прямиком мне сказать, что влюблен в Фэ, а мне не под силу сейчас брать такой барьер».

Поэтому она сказала:

– Не важно, чем я занималась. Я не могу тебе рассказать. В каком-то смысле это было бы нарушением доверия.

– Это как-то связано с НФД? – резко спросил Мэнкс и после паузы добавил: – Ты никому о своем открытии не рассказала?

Старшему инспектору Аллейну она ничего не говорила. Он сам узнал. Поэтому она со страдальческим видом тряхнула головой.

Он стоял над ней, нависая.

– Ты никому не должна говорить, Лайл. Это очень важно. Ты ведь понимаешь, как это важно, правда?

Разрозненные фразы неописуемой насмешливости пронеслись у нее в голове при одном только воспоминании о той тошнотворной колонке.

– Тебе незачем ничего мне объяснять, – сказала она, отводя взгляд от его проницательных глаз и насупленных бровей, а потом у нее вдруг вырвалось: – Это такая дрянь, Нед. Сам журнал. Это как если бы одна из наших повестей превратилась в слезливое месиво. Как ты мог!

– С моими статьями порядок, – сказал он, помолчав. – Так в этом дело, да? Вот как, ты пуристка?

Сжав руки, она уставилась на них.

– Должна тебе сказать, что если каким-то адски запутанным образом, решительно вне моего понимания, эта история с НФД связана со смертью Риверы…

– Ну?

– То есть если она… я хотела сказать…

– Ты хотела сказать, что если Аллейн напрямик тебя спросит, ты скажешь?

– Да.

– Понимаю.

У Карлайл болела голова. Утром она не смогла заставить себя позавтракать, и коктейль, который он ей дал, сделал сейчас свое дело. Их путаный антагонизм, ощущение, что она попала в ловушку в этой чужой комнате, ее личное горе – все эти обстоятельства слились в дымку неопределенности. Сама сцена сделалась нереальной и невыносимой. Вдруг он взял ее за плечи и сказал громко:

– Дело не только в этом. Ну же, что еще?

А она услышала его словно бы из далекого далека. Его руки тяжело давили ей на плечи.

– Я дознаюсь, – говорил он.

В дальнем конце комнаты зазвонил телефон. Карлайл посмотрела, как он отходит, чтобы снять трубку. Его голос внезапно переменился, сделался беспечным и дружелюбным, каким она его знала много лет.

– Алло? Алло, Фэ милая. Мне ужасно жаль, я должен был позвонить. Они часами терзали Лайл в Ярде. Да, я на нее наткнулся, и она попросила меня позвонить и сказать, что она так опаздывает, что попробует перекусить где-нибудь поблизости, поэтому я пригласил ее к себе. Пожалуйста, передай кузине Сесиль, что вина не ее, а целиком и полностью моя. Я обещал позвонить. – Он посмотрел на Карлайл поверх телефонной трубки. – С ней все в полном порядке, – сказал он. – Я о ней позабочусь.

III

Если бы какой-нибудь художник, предпочтительно сюрреалист, попытался изобразить фигуру трудящегося детектива на подходящем фоне, он отдал бы предпочтение комнате с наслоениями пыли и предметам, застывшим в непривычной тусклости, пепельницам и скатертям, неопустошенным мусорным корзинам, столам, заставленным грязными стаканами, сдвинутым в беспорядке стульям, несвежей еде и одежде, которую пропитал затхлый запах ненужности.

Когда Аллейн и Фокс в половине первого утра этого воскресенья вошли в «Метроном», на них пахнуло субботней ночью. Сам ресторан, раздаточные и кухни были убраны, но фойе и офисы остались нетронутыми, и спертый флер вчерашнего праздника лежал на них тонким налетом пыли. Трое мужчин в рубашках с закатанными рукавами приветствовали Аллейна с унылым удовлетворением, какое обычно сопровождает безуспешные поиски.

– Не повезло? – спросил Аллейн.

– Пока нет, сэр.

– Есть коридор, который идет от офисов к кладовым, – сказал Фокс. – Этим путем покойный должен был пройти, чтобы выйти в дальнем конце зала.

– Мы там были, мистер Фокс.

– Трубы в туалетах?

– Пока нет, мистер Аллейн.

– Я бы сначала попробовал. – Аллейн указал на открытую дверь из кабинета Цезаря Бонна в заднюю комнату: – Начните оттуда.