Убийство после сдачи номера в печать

— Значит, вам понравилось представление? — В джинсах и толстом, вязаном свитере с высоким воротом она казалась юной и неискушенной девушкой, ничем не напоминая знойную хищницу, какою была на сцене.

— Да. Но вы мне нравитесь больше такой, как сейчас.

— Одетой, что ли? Разве у меня настолько уродливая фигура?

— Нет, но… — Махнув рукой, он отхлебнул из бокала. Сегодня у него и с юмором не в порядке. — Лучше объясните, что изображали мужчины.

— Вы имеете в виду капоейру? Так и знала, что это вас заинтересует. В конечном счете для зрелищной программы и не требуется иного: лишь красивые женщины и сцены драк. Тогда успех у мужской части публики обеспечен.

— Но ведь этот танец не назовешь дракой…

— Вы так считаете? А между тем капоейра — это именно драка, замаскированная под танец. Изобретение рабов на плантациях. Драться им было запрещено, чтобы не причинять ущерба собственности хозяина. А драться хотелось…

— Еще бы. Одна из важнейших демократических свобод. Следовало бы внести ее в конституцию.

— Насмешки здесь неуместны! Думаете, среди рабов не было разногласий? И тогда они изобрели капоейру. Издали вроде бы танец, а по сути борьба.

— Мне трудно судить. Когда ваш приятель напал на меня, у него это ловко получилось. Но ведь на сцене исполнители находились на расстоянии друг от друга.

— Да, потому что это уже капоейра-танец. Здесь даже не обязательна логическая согласованность в пластике обоих бойцов. Их задача лишь приноравливаться к ритму. Рабы долго оттачивали свою технику. Вздумай они попросту наносить друг другу удары ногами, это не укрылось бы от надсмотрщиков. Зато под музыку можно было творить что угодно.

— Недурная идея, — пробормотал Альбер. — По мнению одного моего друга, самое основное в единоборстве это правильный ритм.

Луиза оставила его реплику без внимания.

— Даже костюмы, в каких они выступали, воссоздают одежду рабов: босые и полуголые, в одних белых штанах, — как в былые времена невольники трудились на плантациях.

— Вы рассказывали, как во времена вашего детства один из парней избил полицейского. Это была капоейра?

— Да.

Альбер недоверчиво покачал головой.

— Мне по-прежнему не ясно. Конечно же, нет сомнения, танцоры ансамбля — тренированные парни, однако я убежден, что драться они учились на улице, а не в школе танцев. Встречались мне такие крепкие ребята и у нас, но тех разве что хватило бы на рок.

— Существуют и школы капоейры, где при закрытых дверях обучают борьбе. Там можно тренироваться с партнером, участвовать в показательных состязаниях.

— Вы-то сами смыслите в этом деле?

— Я? — Луиза рассмеялась. — Ну как же вы не поймете, капоейра — это мужское занятие. Удел женщин — самба. Женщина должна быть красивой, эротически привлекательной.

— Жаль, — задумчиво протянул Альбер. — А то могли бы обучить меня основным приемам. Скажите, а нет ли учебного пособия по капоейре?

* * *

Альбер вернулся на службу в начале седьмого. Из больницы он позвонил Шарлю, который через двадцать минут примчался туда, стремительно пронесся по больничному коридору, заперся для десятиминутных переговоров с врачом, приложился к ручке медицинской сестры, отыскал какого-то давнего знакомого, в результате чего персонал был готов хоть несколько недель держать Буасси в отдельной палате для привилегированных пациентов. Правда, сам Буасси рвался домой…

После этого Бришо полетел обратно, в управление полиции, чтобы держать фронт, пока Корентэн просиживает штаны на каком-то очередном совещании. «Шеф объявится после обеда! — походя бросил он Альберу. — Приходи, он наверняка захочет с тобой поговорить».

Шаги его гулко отзывались на лестнице. С чего бы этот дом в шесть часов всегда уже пуст, как вымерший? Правда, здесь не бывает такой безумной суеты, как в дежурной части полицейского участка, но все же эта тишина казалась необычной. Словно в офисе коммерческого предприятия, где служащие расходятся по домам в половине пятого и лишь уборщица бродит из комнаты в комнату. Возможно, шеф уже отбыл домой.

У Альбера вспотели ладони, а мысли невольно стали облекаться в слова оправдания. Должно быть, есть что-то в самих этих стенах, насквозь пропитанных подозрительностью, страхом, ложью. Вот ведь и на меня воздействует эта атмосфера, — подумал Альбер. Начинаешь чувствовать себя преступником. Отчего бы прямо не объявить Корентэну, что, пока он ждал меня здесь, я проводил время с Луизой Кампос? Правильно, так ему и скажу.

Альбер свернул направо, к кабинету Корентэна, и облегченно вздохнул при виде узкой полоски света под дверью. Поправив рубашку, по обыкновению выбившуюся из-за пояса, он пятерней пригладил волосы, постучал в дверь и вошел.

Корентэн сидел за письменным столом и читал. При появлении Альбера он отложил бумаги в сторону и потянулся за коробкой с табаком. Чтобы не дымить постоянно, раскуривание трубки шеф связывал с каким-нибудь условием. Закурю, как только покончу с почтой. Или когда зазвонит телефон. Или когда вернется Альбер.

— Где ты пропадал? — поинтересовался Корентэн.