Убийство РАН

–  Мне довелось встречаться с Александром Николаевичем Несмеяновым. Он был уже президентом Академии наук, но главное, чем он гордился, это университетом, им построенным. Вы приняли эстафету от него?

– Было несколько этапов в истории университета. До 53-го года и позже, когда был построен этот уникальный комплекс. Мне удалось «удвоить» его, построить еще миллион квадратных метров. Это и фундаментальная библиотека, и «Шуваловский» корпус, медицинский центр, а также корпуса, куда переехали юридический, экономический факультеты, и много других зданий. Кто-то поинтересовался у меня, как это удалось сделать в наше время без бюджетных вложений? Как видите, удалось, потому что Московский университет – это любовь всех в нашей стране, и равнодушных к его судьбе нет.

–  Мне посчастливилось знать всех ректоров МГУ последнего полувека – и Несмеянова, и Петровского, и Хохлова, и Логунова. У каждого из них было какое-то пристрастие. Несмеянов писал стихи, причем – очень хорошие, Петровский занимался «интеллектуальными» шахматами, помогал Ботвиннику, Хохлов был альпинистом, Логунов – строил гигантский ускоритель в Протвино… А у вас какая страсть?

– Если говорить о побочной страсти, то, конечно, космос. Георгий Тимофеевич Береговой пришел ко мне и попросил создать невесомость на Земле. Космонавты очень плохо переносили старт, первые дни в невесомости, и надо было их тренировать. Пробовали в гидробассейнах, на самолетах, но эффективность таких тренировок была невысокой. Я создал группу, в которую входили медики, физики, механики, психологи. Мы создали тренажер в Центре подготовки космонавтов. Он единственный в мире, и все космонавты – и американские тоже – проходили тренировки на нашем тренажере. Я заболел космосом. Были продолжены работы в этом направлении, и у нас появилось четыре спутника, которые мы сделали и запустили. Исследование Земли со спутников – это очень интересно. Так что вот такая у меня страсть…

–  Это перенос математики в космос?

– Безусловно, математика там присутствует, без нее, конечно, полеты вообще невозможны. Но это более широкий взгляд на науку, на жизнь вне Земли и на то, что человек там может сделать.

–  Мне понятно, почему Береговой обратился к вам. У него был неудачный полет. И как раз из-за невесомости он не смог ориентироваться на орбите…

– Да, я знал все подробности и его полета, и остальных космонавтов. Недавно Валентина Терешкова выступала в Московском университете, она вспоминала наш тренажер. В том числе и то, как она переносила восьмикратную перегрузку на нем.

–  Если больше, то кровь начинает проступать сквозь кожу, сосуды не выдерживают…

– Я садился в тренажер, четырехкратную перегрузку переносил. Одна американская корреспондентка решила его опробовать, ее посадили туда. Потом она вышла, и мы поинтересовались, что она почувствовала. С юмором у нее обстояло неплохо, и она сказала, что наконец-то побывала в объятиях настоящего мужчины.

–  Такой оценкой можно гордиться… А как насчет медовухи?

– Эта идея родилась неожиданно и весьма интересно.

–  Чуть позже об этом… А пока расскажите о том, как, на ваш взгляд, математика сказывается на науке, на жизни? Не преувеличена ли ее роль?

– Если абстрагироваться от формул и языка, то надо понимать, что математика – это часть культуры. И, наверное, нет другой науки, которая так строит человеческую мысль, науку, да и всю жизнь, как математика. Она логична, она доказательна, она беспристрастна, она красива, она увлекает. Так сложилось, но математика развилась параллельно с развитием архитектуры, скульптуры, живописи. Возьмем древние времена. Архитекторы изобретали симметрии – орнамент на коврах, на куполах, и казалось, что творят они как-то интуитивно. Но это не так! Уже в наши годы было доказано, что существует конечный ряд групп симметрии, и больше их быть не может. Оказывается, древние творцы все эти группы повторили. В тех же орнаментах выражено то, что сказала математика. Или парковая культура. Вначале была дискретная математика – Пифагор и так далее, и парковая архитектура была прямоугольная. Появились непрерывные функции – Лейбниц, и английские парки стали повторять новые формы – плавные, овальные, появились холмы… Это еще раз свидетельствует о том, что математика, архитектура, живопись, культура развиваются по одним человеческим законам. Так что я отношу математику не только к конкретной науке, изучающей отдельные области, а это огромная часть человеческой культуры, нашей цивилизации.

–  Наша математическая школа всегда была мировым лидером. Остается и сегодня такой?

– Безусловно. До сих пор американцы не могут объяснить, почему мы были «самые-самые». На этот счет у них вышло ряд исследований, но феномен так и не раскрыт.

–  И почему же?

– Нужно, чтобы совпало несколько обстоятельств. Во-первых, развитие самой математики – оно должно подвести к этому взлету. Во-вторых, наличие крупных, выдающихся руководителей научных школ. В-третьих, сильная поддержка государством математиков, которые решали крупные задачи и проекты. Руководители страны понимали, что это невозможно сделать без математики. Все было: поддержка, почет и уважение, наличие научных школ и, конечно, возможности самой науки.

–  И мощная школа МГУ тому подтверждение?

– Она и сейчас остается очень сильной, хотя 90-е годы сделали свое дело: многие уехали, хотя, честно говоря, почти все хотят вернуться. Причины разные. У нас сейчас не так плохо. Это во-первых. Ну а во-вторых, это та научная атмосфера, которая сохраняется в МГУ и которая как бы стимулирует научное творчество. Ее с собой не увезешь…

–  Мне кажется, что руководители страны до конца не понимают, что пока у нас есть мощная математика, то можно решить любые проблемы и проекты. Причем в десятки раз эффективней и дешевле, как это уже не раз было в нашей истории.

– Абсолютно согласен! Более того, теперь уже это стало известным, а потому могу сказать, что вместе с Юрием Сергеевичем Осиповым мы написали Президенту письмо о роли математики. Реакция последовала. Назначено заседание Совета по науке, который будет рассматривать роль математики в жизни страны. Это важно, потому что предыдущий раз на уровне государства вопрос рассматривался в 1986 году на заседании Политбюро ЦК КПСС. И тогда были приняты принципиально важные решения по развитию нашей отрасли науки. На нынешнем этапе подобные выводы, на наш взгляд, также необходимы. Если не будет поддержана математика, то мы ничего не сделаем, сколь бы радужные планы ни строились во всех областях науки и экономики. Кстати, в той же Америке время от времени создаются специальные комиссии по развитию математики. Так что математика должна быть приоритетной, и этим я, конечно же, болею.

Слово о математике: «Ясно, что с появлением компьютеров мир математики, безусловно, стал меняться. Изменяется не только математическое мышление, математические методы, но и научное мировоззрение в целом. Как все это влияет в конечном итоге на математическое образование, судить не берусь, поскольку еще мало опыта, да и эмоции вокруг компьютеров часто подавляют трезвый расчет и взвешенный анализ. Достаточно обратить внимание на такие фантастические проекты, в центре которых находятся «виртуальные университеты». Там все на уровне истерии.

Однако, я уверен, и в первые годы, а, скорее всего, и в первые десятилетия нового века люди будут держать математические знания, необходимые им в повседневной жизни, в собственной голове, а не в карманной минисупер ЭВМ. Хотя бы для того, чтобы ясно представлять себе обычный мир, в котором они живут.

Один пример. Люди часто в быту используют слова «миллион» и «миллиард», не видя в них большой разницы. Вместе с тем, миллион секунд это примерно 12 суток, а миллиард секунд – приблизительно 32 года. И таких фактов математической неграмотности много. Сомневаюсь, что наличие подобных знаний только в памяти компьютера, а не в голове, будет полезно человеку».