Убийство в библиотеке

Слева, на вешалке, Георгий Борисович увидел две милицейские шинели и пальто доктора. Следователь разделся, повесил свой ратин рядом с докторским габардином и с наслаждением закурил. Когда следователи курят, кажется, что они думают. Может быть, так оно и есть.

В вестибюле было тепло, Ячменева разморило, и он заснул. Он спал и курил. Он курил и спал.

По лестнице сбежал Зиновий Фомин, длинный а тощий.

— Разрешите вас разбудить, Георгий Борисович! — почтительно обратился он к начальнику.

— Я не сплю! — сказал Ячменев, не открывая глаз.

— Разрешите доложить, вы спите стоя, как боевая лошадь!

От этого комплимента Ячменев пробудился и перешел к делу:

— Ну, что там происходит?

— Разве вы не подниметесь познакомиться с трупом? — удивился Фомин.

— Потом, потом… — отмахнулся Ячменев.

Дело в том, что Георгий Борисович ничего на свете не боялся, кроме темноты, крови и покойников. Но это была его единственные слабости.

— Доктор говорит, — продолжал рассказывать Фомин, — что смерть наступила в одиннадцать часов вечера…

— Ближе к двенадцати… — машинально поправил его Ячменев.

— Перелом свода черепа. Зубарева ударили по голове тупым предметом, — Фомин увлеченно вводил Ячменева в курс событий.

— Предмет, конечно, не обнаружен?

— Как вы догадались?

— Если бы орудие убийства нашли, вы бы, Зиновий, сказали, чем именно убили! Продолжайте!

— Когда я научусь соображать, как вы! — восхитился Фомин.

— У вас, Зиновий, все впереди! — утешил ого Ячменев. — В ваши годы я тоже ничего не соображал!

— Часы и деньги целы. Ограбление исключается. Мотивы преступления неясны.

— Преступник пытался меня уверить, — перебил Ячменев, — что Зубарева убили за беспринципность. Но если бы в наше время за это убивали, началась бы такая резня…

— В библиотеке бандиты оставили массу вещественных доказательств, по которым их можно будет легко найти, — Фомин начал перечислять: — очки в золотой оправе, дамская брошка типа камеи, мужской носовой платок, испачканный в женской губной помаде, билет на сегодняшний скорый поезд Москва-Куйбышев, вагон номер шесть, место тринадцатое, нижнее, и авоська с продуктами. В ней бутылка кефира и триста девяносто граммов ветчиинорубленой колбасы. Очевидно, покупали четыреста, но десять граммов недовесили.

— Что-то, Зиновий, слишком много сувениров, — покрутил головой следователь, — мне это не нравится. И по года на улице скверная. Боюсь, мы здесь долго провозимся.

— И еще одна деталь, я чуть не забыл, — спохватился Фомин, — рукопись, разорванная в клочья!

— Склейте ее! — распорядился Ячменев. — Ну, а как там в библиотеке, ничего не разбито, не сломано?

— Кроме головы академика, не разбито ничего! — заявил Фомин.

— Поднимитесь наверх, — сказал Ячменев, — и попросите эксперта снять отпечатки пальцев с телефонной трубки. Убийца уверял меня, что звонит прямо из библиотеки! И кроме того, пусть эксперт оставит мне все эти вещественные доказательства!

— Слушаюсь! — и Фомин рванулся выполнять приказание.

Метод Ячменева, из-за которого он долгие годы не мог сделать карьеры, заключался в том, что Ячменев, как это ни выглядело парадоксально, не искал виновных. Он всегда старался увериться в невиновности лиц, подозреваемых в преступлении. Когда он находил всех невиновных, виновные обнаруживались сами собой.

И сегодня Георгий Борисович не отступил от своих принципов и пошел искать невиновных. Он начал с комендантши, которая обнаружила труп.

Комендантша пила чай в маленькой каморке под лестницей и читала исторический роман, как будто бы ничего не случилось.

— Можно? — спросил следователь, приоткрывая дверь.

— Зачем спрашиваете, — нелюбезно ответила старуха, — когда вы все равно войдете!

— Это верно, — добродушно согласился Ячменев, вошел и, поняв, что приглашения сесть не дождется, опустился на плюшевый пуф.

Ячменев отметил про себя, что старуха была крепкого телосложения и отлично могла нанести сокрушительный удар. Второе, что засек следователь, был выдвинутый вперед подбородок, говоривший о решительней характере. Особенно не понравились Ячменеву старухины усы.

Но следователь был верен своим принципам и подавил антипатию к зловещей хозяйке.

— Книжку отложите, пожалуйста! Как вас зовут?

— Насколько я помню, — съязвила старуха, — мужчина должен представиться первым!

— Извините! Меня зовут Георгием Борисовичем. Я следователь!

— А я вот детективные романы никогда дочитать но могу, второй сорт, знаете ли! Зовут меня Надеждой Дмитриевной.

— Что вы сейчас читаете, Надежда Дмитриевна? — Ячменев попытался втереться в доверие.

— «Узница Шато-Гайяра»! Это из серии «Проклятые короли» Мориса Дрюона. Вы читали?

— Не успел! — сокрушенно повинился Георгий Борисович.

— Неинтеллигентная сейчас эпоха, — констатировала комендантша и свысока посоветовала: — Вы все-таки почитайте, автор материал знает хорошо, хотя пишет суховато…

— Обязательно прочту! — пообещал Ячменев и с облегчением подумал, что голос старухи не похож па игривое женское контральто, которое он слышал по телефону. — Скажите, Надежда Дмитриевна, у вас в академии любили Зубарева?