Убийство в декорациях Чехова

– В таком случае раскрою вам карты. С вашим приездом в театре начались определенные сложности.

– Говорите яснее.

– Вас не приняла наша труппа. К вам плохо относятся. Все в один голос заявляют, что вы избалованная, высокомерная, острая на язык особа.

– Это неправда, – с достоинством ответила Лионелла. – Со многими у меня сложились добрые отношения.

– Вы плохо репетируете. Вам не удается раскрыть образ.

– Репетиций еще не было.

– Ну что ж, давайте начистоту… Мне стало известно, что на вас заведено уголовное дело.

– У вас недостоверная информация. Уголовное дело заведено по факту гибели Кропоткиной. Я прохожу как свидетель.

Директриса смерила Лионеллу недоброжелательным взглядом:

– Да вы цепкая особа. Вас голыми руками не взять.

– Повторяю: я все равно буду играть в этом спектакле.

– Еще и бесцеремонная! – Валентина Ивановна шлепнула на стол пару листов. – Подписывайте! И прекратите ломаться!

– Минуточку… – Лионелла достала телефон и набрала номер мужа: – Лев, пожалуйста, скажи, чтобы Арнольд Юрьевич срочно приехал в театр. Я в кабинете директора. – Закончив разговор, она улыбнулась: – Всего несколько минут. Подождем?

– Я не понимаю зачем…

– Не могу же я подписывать серьезные документы без адвоката, – сказала Лионелла и поинтересовалась: – Здесь можно курить?

Директриса придвинула к ней пепельницу, в которой были окурки с ободками свекольной помады. Лионелла достала из сумочки пачку тонких сигарет и, сунув одну в мундштук, щелкнула зажигалкой.

За несколько минут ожидания Лионелла ни на секунду не потеряла спокойствия. Красивыми округлыми жестами она подносила мундштук к губам, медленно затягивалась и так же медленно выпускала голубоватую струйку дыма.

Вскоре раздался вежливый стук в дверь, и в кабинете появился Венявский.

– Вы адвокат? – спросила директриса.

– Арнольд Юрьевич Венявский. Представляю интересы Лионеллы Павловны Баландовской.

– Пройдите к столу и помогите вашей клиентке подписать соглашение.

Венявский сел рядом с Лионеллой и поинтересовался:

– О чем идет речь?

– Директор театра хочет расторгнуть мой договор.

– А вы этого хотите?

– Нет, не хочу.

Венявский перевел взгляд с Лионеллы на Валентину Ивановну:

– Должен вам разъяснить, что мы подадим в суд и, безусловно, выиграем это дело.

– Откуда такая уверенность? – холодно улыбнулась директриса.

– Пункты договора два-три-один и семь-один-пять предоставляют нам эту возможность. Я сам вел переговоры с вашим юристом перед заключением договора. Сожалею, что он вас не проинформировал.

Валентина Ивановна отыскала в стопке бумаг договор и, перелистнув пару страниц, перечитала названные пункты.

Внезапно побагровев, она проронила:

– Какое головотяпство…

– Кому адресовано это замечание? – поинтересовался Венявский.

– Уж точно не вам! – Она сгребла со стола оба экземпляра Соглашения о расторжении договора и сердито посмотрела на Лионеллу:

– Вы продолжите работу в театре, но это не сделает вас счастливее. Скорее наоборот.

* * *

На читку Лионелла явилась с полуторачасовым опозданием, и это был ее личный рекорд.

– Меня вызывала Валентина Ивановна. – Слова, сказанные в оправдание, показались ей недостаточными, и она добавила: – Как только закончили, я сразу – сюда.

– Присаживайтесь, – пригласил ее Магит. – Мы застряли на диалоге Сони и Астрова. Ваш кусок с Астровым из третьего действия будет чуть позже. – Он огляделся. – Зорькина! Анжелина! Где вы?

– Я здесь. – Из-под стола появилась гладкая головка с изящной шейкой, затем девичьи плечики и едва заметная грудь. – Ручку уронила, простите.

– Давайте с фразы «Михаил Львович! Вы не спите?».

Зорькина провела ручкой по строке, словно указкой, и прочитала:

– Стучит в дверь. Михаил Львович! Вы не спите? На минуту!

– Во-первых, не читайте ремарки! – взорвался Магит. – Стучит в дверь – это ремарка автора.

– Простите…

– Во-вторых, деточка, сколько раз можно повторять? Соня – хороший человек, но это еще не характер. Да, она простовата, распахнута миру, но даже у таких людей бывает отчаяние. Что же вы думаете? Она стучится в комнату к любимому человеку, чтобы сделать ему выговор, и мурлычет тоненьким, безжизненным голоском? Нет! Она собирает в кулак все свое мужество! Ее дядюшка пьян, и напоил его Астров. Соня решительно заявляет, что это нехорошо. Давайте, еще раз!

– Михаил Львович! Вы не спите? На минуту! – чуть громче пискнула Зорькина.

– Сейчас! – Подал реплику Мезенцев.

– Астров входит, он в жилетке и галстуке… – озвучил ремарку Магит.

– Что прикажете? – спросил Мезенцев и посмотрел на Анжелину.

Та выпалила, будто простучала на пишущей машинке, с короткими интервалами, без эмоций:

– Сами вы пейте, если вам не противно, но, умоляю, не давайте пить дяде. Ему вредно.

– Та-а-ак… – протянул Магит. – Уже лучше. И что же Астров?

– Хорошо! – прочитал Мезенцев. – Мы не будем больше пить.

– Пауза! – вклинился Магит. – Теперь скажите, дорогой Валерий Семенович, почему Чехов так написал?

– Вы про паузу? – уточнил Мезенцев.

– Да-да… Скажите, зачем эта пауза? Объясните. Для чего?

– Лично мне она не нужна.

– Ну, хорошо, – поморщился Виктор Харитонович. – Зачем она Астрову?

– Не знаю.