Убийство в декорациях Чехова

– Вы словно шантажируете меня, – огорчилась Лионелла.

– Да нет же! Нет! – Строков по-дружески завладел ее руками и, словно уверяя, их сжал. – Можете на меня рассчитывать, я не скажу лишнего. Правду, и только правду.

– Надеюсь, – тихо проронила Лионелла и отдернула руки.

Они отправились дальше, и Строков между прочим сообщил:

– А ведь я в тот день узнал о замене Костюковой только на сцене. Вот ведь как получилось: Костюкова села на больничный и, верно, расстроилась. Но в результате осталась жива. Другое дело – Кропоткина. Радовалась, что открывает театральный сезон, и так глупо погибла.

– По моему мнению – это судьба, – заметила Лионелла.

– Всего лишь общая фраза, любезная Лионелла Павловна. Вдумайтесь, из-за каких мелочей меняются наши судьбы и от чего зависит сама жизнь.

– Вы не пришли в тот день на читку.

– А почему вы об этом говорите?

– Если помните, мы встретились в кулуаре после того, как читка закончилась.

– У меня была запись стихов на городском радио. Магит меня отпустил.

– Что читали?

– Бродского.

– Любите поэзию? – спросила Лионелла.

– Обожаю, – ответил он. – Особенно Бродского.

– Глядя на вас, никогда бы не поверила.

– Человеческая внешность обманчива. Актерская внешность обманчива вдвойне. Увидев вас впервые, я, как ни странно, тоже ошибся.

– В чем? – поинтересовалась она.

– Как-нибудь расскажу. А теперь мне нужно идти.

Они попрощались, и Лионелла отправилась в костюмерную. Разговор со Строковым оставил у нее неприятный осадок. Она будто просила его соврать, а он словно искал предлог отказаться.

Срезая путь, Лионелла пересекла пустой зрительный зал, где кресла были накрыты большими полотнищами ткани. На сцене под кроной зеленого дуба расположился помещичий дом, стучали молотками рабочие, и реквизитор расставляла на столе посуду.

– Рудик! – На сцену вышел механик сцены. – Где он?

Кто-то ответил:

– Там, у станка![6]

– Толкните в бок, он недослышит. Скажите, что мне нужен.

Тугоухого Рудика толкнули в бок, он взял свой молоток, банку с гвоздями и зашагал к механику сцены.

Лионелла поднялась на сцену, прошла за кулисы и, миновав «карман», отправилась в костюмерный цех.

В запаснике декораций ее догнала Петрушанская:

– Вы в костюмерный?

– У меня сегодня примерка.

– Меня тоже пригласили. Идемте вместе.

Они зашагали по пыльному реечному полу мимо декораций.

– Помнится, вы как-то расспрашивали меня о призраке, – сказала Петрушанская.

– И вы сказали, что никакого призрака нет.

– С тех пор кое-что изменилось…

– В самом деле? – улыбнулась Лионелла.

– Я видела его.

– Где?

– Только не смейтесь.

– Не буду.

– Я видела его здесь, в запаснике. Он плыл в темноте среди декораций, потом растворился.

– Как интересно…

– А мне было страшно, – сказала Петрушанская.

Открыв металлическую дверь, они вошли в костюмерный цех. Из-под стойки с костюмами к ним вынырнула костюмерша Тамара:

– Зинаида Ларионовна! Вам придется подождать!

– Почему?

– Ваше платье еще на сметке.

– Ну что же вы, милочка? Зачем было меня вызывать? Да и какое там платье? Старушечьи тряпки: юбка, кофта да шаль.

– Всего пятнадцать минут. А мы пока примеримся с Лионеллой Павловной.

Лионелла зашла за ширму, чтобы раздеться.

– Вы будете в корсете? – спросила костюмерша.

– Нет. Без него.

– А как будем затягивать талию?

– Давайте платье! – Лионелла вытянула руку из-за ширмы, и Тамара повесила на нее платье.

Спустя минуту Лионелла вышла в нем и встала у зеркала:

– Пожалуйста, застегните крючки…

– Крючков еще нет. Прихватим пока булавками. – Тамара сноровисто сколола шов на спине и, отступив, оглядела Лионеллу. – По-моему, хорошо.

– Юбка немного куцая.

– Не обращайте внимания, с нижними юбками она будет пышнее. Сейчас мы с вами смотрим посадку лифа.

– Из чего будут рукава? – спросила Лионелла.

– Из гипюра.

– Неужели вам и вправду не нужен корсет? – вмешалась в разговор Петрушанская. – Какой у вас объем талии? – Она заглянула в листок с измерениями и воскликнула: – Ого! Шестьдесят восемь сантиметров!

Тамара поспешила заметить:

– А у вас, Зинаида Ларионовна, семьдесят два. Для вашего возраста это редкость.

– Не говорите глупостей, дорогуша, – вспыхнула Петрушанская. – Я точно знаю: у меня шестьдесят семь.

– Значит, я перепутала, – легко согласилась Тамара, прокладывая ниткой линию проймы. – Давно хотела у вас спросить. С чего это Зорькиной дали главную роль?

– Она будет играть Соню, племянницу дяди Вани.

– Удивляюсь я на Виктора Харитоновича…

– Что такое?

– Какая из нее артистка? Серая мышь.

– Ну, это не вам судить, – заметила Петрушанская. – Режиссеру виднее.

– Оно, конечно, виднее, да только я не пойму: играть не умеет, а дали такую роль.

– Вам лучше попридержать язычок…

– Да уж придержу, – сказала костюмерша, но, помолчав, продолжила: – Только странно это… Столько хороших актрис, а роль дали Зорькиной.

– Ну, хватит! – Петрушанская нетерпеливо прошлась по комнате. – Где мой костюм?!

Тамара вытащила булавки из платья Лионеллы:

– Закончили, можете снять… – и вышла из комнаты со словами: – Я в швейный цех.

Лионелла скрылась за ширмой и вдруг услышала голос Петрушанской:

– Возможно, это неправильно…

– Что именно? – поинтересовалась она.