– Будь с ним помягче, успокой его… – сказала вслед Лионелла.
– Нянечка! Нянечка! – вскрикнула Зорькина и хлопнулась на колени.
– Ничего, деточка. Погогочут гусаки и перестанут… Погогочут – и перестанут…
– Вы гладите ее по голове, Зинаида Ларионовна! – напомнил Магит.
Петрушанская погладила Зорькину по голове, но в этот момент за сценой загрохотало, и обе вздрогнули.
– Ирина Юрьевна! – крикнул Магит. – Помреж! Звук выстрела после слов «чтоб вам пусто!». Вы слишком рано хлопнули линейкой по микрофону. Впредь будьте внимательнее!
В динамике прозвучал растерянный голос:
– Виктор Харитонович, я не хлопала… – Конец ее фразы перекрыл еще один громкий хлопок.
Через минуту Магит был на сцене, однако он не успел открыть рта. Из-за кулисы, пошатываясь, вышла Ирина Юрьевна и, вытянув руку, прошептала:
– Там… Там…
– Что?! – крикнул Магит. – Ну, говорите!
Все, кто стоял на сцене, бросились за кулисы, куда указала помреж.
Лионелла бежала первой. Она выскочила в коридор и пронеслась мимо гримерок. Там, завернув за угол, увидела лежащую на полу женщину, в которой сразу узнала Костюкову. Метрах в десяти, у запасника, она разглядела офицера, которого придавила упавшая статуя Командора. Еще дальше, у лестницы, лежал ворох белого тряпья.
Лионелла присела возле Костюковой. Их тут же обступили те, кто прибежал позже.
– Что с ней?
– Жива?
– Это Костюкова?
– Проверьте пульс! – крикнул Магит.
В этот момент Костюкова пошевелилась и захрипела.
– Она не может дышать! Отойдите! – вскрикнула Лионелла и показала на офицера, который силился выбраться из-под тяжелой статуи: – Помогите ему!
Все разом отпрянули, Строков и Магит подбежали к статуе Командора и, приподняв ее, помогли офицеру выбраться. Он выполз, но встать не мог, сквозь разорванную штанину была видна торчащая кость.
Костюкова схватилась за шею и закашлялась.
– Дышите! Дышите! – крикнула Лионелла.
– Я дышу… – прошептала Костюкова и сделала попытку подняться.
Ей помогли сесть и захлопотали вокруг:
– В «Скорую» позвоните!
– А что с ней случилось? Диспетчеру надо объяснить…
Убедившись в том, что Костюкова жива и дышит, Лионелла побежала к офицеру. Одновременно с ней там появился Митрошников:
– Что с тобой, Васильев?! Где Костюкова?!
– Жива! – заверила его Лионелла.
– Товарищ следователь, – сбивчиво заговорил офицер. – Я на минуту отошел. Она – в туалет, а я – покурить.
– Что случилось?! Говори!
– Чуть отошел, закурить не успел, слышу – кричит! Я туда! Смотрю, у туалета какое-то чучело удавкой душит Костюкову. Я – к ним. На бегу вытащил пистолет и – один предупредительный в воздух! Мне ж до них добежать еще надо, а он ее душит!
– Ну?! – крикнул Митрошников.
– Костюкова упала, а этот, в белом балахоне, бегом в хранилище декораций! Я – за ним. Тут на меня эта халабуда свалилась, нога сразу – хрясь, дернуться не могу. Смотрю, а этот гад к лестнице уже подбегает. Ну, думаю, уйдет! Хорошо пистолет был в руке. Короче, пальнул вторым выстрелом ему по ногам.
– Ты, братец, в своем уме?! – строго спросил Митрошников. – С какого перепугу взялся палить?!
– Так ведь не догнал бы…
Следователь кивнул на лежавшего у лестницы человека:
– Кто это?
Васильев приподнялся на локте и пригляделся:
– Вроде как привидение. Белый балахон, пятно какое-то на груди…
– Бред. – Митрошников подошел к человеку и приподнял белое одеяние, залитое кровью. – По ногам, говоришь, стрелял?
– По ногам! Честное слово!
– Посмотрим, что это за чудо…
Лионелла опасливо приблизилась к ним и прижалась к стене.
– Геннадий Иванович, будьте осторожны!
Митрошников стащил с человека балахон, и Лионелла непроизвольно вскрикнула:
– Боже мой!
– Гражданка Колесниченко, собственной персоной, – прокомментировал следователь. – Здравствуйте!
Колесниченко приоткрыла глаза и скривилась от боли:
– Мне нужно в больницу, в меня стреляли…
– Зачем в балахон вырядились?
– Мое личное дело! – огрызнулась она. – Больно! В «Скорую» позвоните!
– Артистке Костюковой тоже теперь больно. Зачем вы ее душили?
– Прошу, позовите врача!
– Вы не ответили на вопрос.
– Сама во всем виновата… – Тамара закрыла глаза, ее лицо исказила гримаса страдания. – Пожалела Костюкову, предупредила, чтоб не приходила, все-таки мать двоих детей… Сама идиотка…
– Хотели убить Кропоткину?
– Мне было все равно, кто разобьется, только бы насмерть.
– Вы сумасшедшая.
– А вы как хотели?! – закричала Колесниченко. – Меня лишили сцены! Отобрали работу! Жизнь мою сломали! Я имею полное право сломать жизни им! Магита – под суд, а эту тварь толстозадую – в поломойки! Смерть Кропоткиной – месть этим тварям!
– Возможно, вы хотели отомстить за гибель подруги? – вежливо подсказала Лионелла.
– Я мстила за себя. – Скривившись от боли, Тамара попросила: – Да позвоните же вы в «Скорую»!
Митрошников приказал:
– «Скорую» вызывайте!
– Уже вызвали Костюковой и вашему офицеру, – испуганно ответил Виктор Харитонович Магит.
– Еще одну вызывайте, – сказал следователь. – Неправильно, если их повезут в больницу в одной машине.
Войдя за Митрошниковым в директорский кабинет, Лионелла увидела заплаканную кассиршу Сироткину.