Убийство в Озерках

Кроме того, она так разволновалась и так расстроилась, попав в этот следовательский капкан, что совершенно забыла попросить разрешение на свидание или хотя бы на передачу.

Единственное, что ее утешало, это что она ничего не сказала ему о Лёлиных подозрениях: «Слава Богу, что я удержалась и не стала ему рассказывать об этих дурацких билетах: это была бы только очередная глупость и больше ничего», — думала Нина, и, когда в десятом часу позвонила Лёля, она поняла, что предстоит нелегкий разговор.

— Ну? Ты была у следователя? — спросила Лёля.

— Была, — устало ответила Нина.

— И что же?

— Ничего хорошего: он считает, что убил Юрганов.

— Это понятно, но что он сказал по поводу Салтыкова?

— Ничего.

— То есть как — ничего?

— Так. Ничего. Вернее, сказал, что у Салтыкова есть алиби.

— A-а, значит, они все-таки интересовались его персоной? Я так и знала!

— Конечно, интересовались, но, как видишь, ты ошибалась.

— Это мы еще посмотрим! И какое же у него алиби?

— Что значит — какое алиби?

— Ну, он тебе сказал, где был Салтыков во время убийства и кто те люди, которые подтверждают это?

— Конечно, нет! Он вообще не хотел мне ничего рассказывать.

— Почему?

— Потому что я не родственница и потому что существует тайна следствия.

— Все равно надо было спросить. Я же тебя просила!

— Лёля, ради Бога! — перебила ее Нина. — Не будь наивной. Неужели ты думаешь, что это могло бы нам хоть что-то дать? Этот следователь, у которого я была, — настоящий профессионал. Уверяю тебя, если бы можно было что-нибудь выудить у твоего Салтыкова, он бы это сделал. И раз он говорит, что у Салтыкова алиби, значит, так оно и есть.

— Но ведь Салтыков мог сделать это не сам, а найти киллера!

— Только киллера нам и не хватало, — вздохнув, пробормотала Нина.

— Что? — переспросила Лёля. — Я не понимаю, ты хочешь спасти своего Юрганова или нет? Если да, то тебе придется снова пойти к следователю и все ему рассказать.

— Лёля, это невозможно. — Нина решительно покачала головой.

— Почему?

— По многим причинам. Во-первых, к нему очень трудно попасть: он человек занятой, и его целыми днями не бывает на месте. Я потратила больше десяти дней на то, чтобы дозвониться ему. Во-вторых, дело уже передается в суд, и после нашего сегодняшнего разговора он больше не захочет со мной ни о чем говорить.

— Почему?

— Потому что я нагородила всякой ерунды… Извини, мне не хочется об этом рассказывать.

— Да какое может иметь значение эта твоя ерунда? Если речь идет о важном деле, он просто обязан тебя принять.

— Если о важном, то, конечно…

— Что ты хочешь этим сказать?

— Лёля, ты прости, но, мне кажется, что отрывать его от дел из-за этого несчастного билета…

Лёля, казалось, только этого и ждала.

— Несчастный билет, говоришь? — повторила она язвительно. — Вот, значит, в чем дело? А ты знаешь, что я ему звонила?

— Кому, следователю? — испугалась Нина.

— Да не следователю, а Салтыкову.

— И что же?

— А то, что я была абсолютно права.

— Он сознался? — усмехнулась Нина.

— Напрасно ты иронизируешь. Сперва выслушай, а потом…

И Лёля рассказала, что произошло.

* * *

Она позвонила Салтыкову вечером, через несколько дней после разговора с Ниной, спросить, как дела. Они поговорили о выставке, о хвалебной статье, опубликованной в одной из газет, потом Салтыков пожаловался на свой радикулит, потом поговорили о погоде, о ценах, даже о политике, и под конец Лёля невзначай спросила:

— Слушай, Павел, ты уже сдал билеты?

— Какие билеты? — удивился Салтыков.

— Люся говорила мне, что ты купил билеты в Японию: ей и себе.

— A-а… Ну, конечно, сдал. А что?

— Ты сдал оба билета?

— Что за дурацкий вопрос! — рассердился Салтыков. — Конечно, оба. А что?

— Почему дурацкий? Я думала, что сам-то ты все-таки полетишь?

— Нет, не полечу.

— Почему, если не секрет?

Салтыков помолчал.

— Слушай, Лёля, это не секрет, конечно, но ты вынуждаешь меня говорить о том, о чем мне говорить не совсем приятно, — Салтыков вздохнул, — ты же знаешь, что мы собирались лететь вместе, а теперь, после всего, что случилось, мне одному… как-то, понимаешь? — и он опять вздохнул.

— Да, конечно, я понимаю, — сказала Лёля и тоже вздохнула, — ты меня извини, пожалуйста…

— А что? Почему ты спрашиваешь? — поинтересовался Салтыков.

— Да нет, просто так. Вернее, моя подруга собирается лететь в Японию…

— Ну и что?

— Да ничего. Просто я подумала, что если ты еще не сдал билеты, она могла бы полететь вместе с тобой по Люсиному.

— То есть?

— Ну, чтобы ей не идти покупать в кассу… И тебе тоже выгодно: ведь когда сдаешь билет, наверное, теряешь какую-то сумму?

— Что ты несешь? — рявкнул Салтыков. — Как это — вместе со мной и по Люсиному билету? Ты что, не знаешь, что билеты продают по паспортам?

— Ох, Господи, я забыла! Извини, пожалуйста. Вчера она звонила поздно вечером и совсем заморочила мне голову.

— То есть?