К счастью, эта жертва не потребовалась. Чтобы по-скорее избавиться от назойливого посетителя (как я полагаю), Пуаро был допущен в общество джентльмена, которого так хотел видеть.
Герцогу было двадцать семь лет. Худой и узкогрудый, он не производил внушительного впечатления. У него были неопределенного цвета волосы, заметно редевшие на висках, маленький, желчный рот и рассеянный, скучающий взгляд. По стенам комнаты, в которую нас провели, висели распятия и картины религиозного содержания. На широкой книжной полке сплошь книги по теологии[213]
. Он гораздо больше походил на болезненного, молодого продавца из галантерейного магазина, чем на герцога. Насколько я помнил, образование он получил дома, ибо в детстве часто болел. И это был человек, влюбившийся в Сильвию Уилкинсон с первого взгляда! Невероятно! Нас он встретил сухо, чтобы не сказать враждебно.— Возможно, вам знакомо мое имя? — скромно спросил Пуаро.
— Никогда его не слышал.
— Я изучаю психологию преступлений.
Герцог молчал. Перед ним на столе лежало незаконченное письмо, и он нетерпеливо постукивал по нему ручкой.
— С какой целью вы хотели меня видеть? — холодно осведомился он.
Пуаро сидел напротив него, спиной к окну. Герцог сидел лицом к свету.
— В настоящее время я занят расследованием обстоятельств, связанных со смертью лорда Эджвера.
Ни один мускул не дрогнул на бледном, бесстрастном лице.
— В самом деле? Я не был с ним знаком.
— Но вы, по-моему, знаете его жену, мисс Сильвию Уилкинсон.
— Да.
— Вам известно, конечно, что у нее, как подозревают, была причина желать смерти своего мужа.
— Ни о чем подобном я не слыхал.
— В таком случае, я спрошу вас прямо, ваша светлость. Правда ли, что вы в ближайшем будущем намерены жениться на мисс Сильвии Уилкинсон?
— Когда я соберусь на ком-нибудь жениться, об этом будет объявлено в газетах. Я считаю ваш вопрос дерзостью. — Он встал. — Всего доброго.
Пуаро тоже поднялся. Вид у него был жалкий. Понурив голову, он проговорил, заикаясь:
— Я не хотел… я… Je vous demande pardone…[214]
— Всего доброго, — повторил герцог несколько громче.
На сей раз Пуаро сдался. Он безнадежно махнул рукой, и мы вышли. Это был позорный уход.
Мне было искренне жаль Пуаро. Куда девалась его обычная напыщенность! Герцог Мертонский низвел великого сыщика до уровня жалкой мошки.
— Неудачный визит, — сочувственно сказал я — Какой высокомерный тип этот герцог! А для чего вы на самом деле хотели его видеть?
— Я хотел выяснить, действительно ли они с Сильвией Уилкинсон собираются пожениться.
— Но ведь она говорила!..
— О! Она говорила. Но, как вы понимаете, она скажет все что угодно, лишь бы добиться своей цели. А вдруг она решила выйти за него замуж, а он, бедняга, об этом и не подозревал.
— Что ж, вы получили от него весьма резкий ответ.
— Я получил ответ, который он дал бы репортеру. Да. — Пуаро хмыкнул. — Но теперь я знаю! Я знаю, как обстоит дело.
— Откуда вы знаете? Вы поняли это из разговора с ним?
— Вовсе нет. Вы видели, что перед ним лежало письмо?
— Да.
— Знаете, когда я был молод и служил в бельгийской полиции, то пришел к выводу, что нужно не только разбирать любой почерк, но и уметь читать написанное вверх ногами. Хотите знать, что было в его письме?
— Пуаро! — прервал его я, возмущенный до крайности.
— Тут он как раз остановился. «Твоя нежная душа — только мне она понятна».
Я был в ужасе, а он, как ребенок, гордился удавшейся проделкой.
— Пуаро! — воскликнул я. — Читать чужое письмо! Личное! Вы не можете этого делать!
— Чепуха, Гастингс. Как это я «не могу делать» то, что сделал пять минут назад?
— Вы… вы играете не по правилам.
— Я просто не играю. Вы это знаете. Убийство — не игра. Это серьезно. И вообще, Гастингс, не употребляйте этого выражения — играть не по правилам. Оно устарело. Да-да! Молодежь смеется, когда слышит его. Прелестные девушки засмеют вас, если вы скажете «играть не по правилам». Нужно говорить: «Это неспортивно!»
Я молчал, подавленный тем, что Пуаро отнесся к моим упрекам столь легкомысленно.
— Зачем вам это было нужно? — спросил я. — Стоило вам только сказать, что вы были у лорда Эджвера по поручению Сильвии Уилкинсон, как он сразу же изменил бы к вам отношение.
— Но я не мог этого сделать! Сильвия Уилкинсон моя клиентка, а я не имею права обсуждать дела клиента с третьим лицом. Говорить о них было бы неэтично.
— Неэтично?
— Разумеется.
— Но она собирается выйти за него замуж!
— Это не означает, что у нее нет от него секретов. Ваши представления о браке, Гастингс, тоже устарели. Нет, я не мог сделать того, что вы предлагаете. Я должен помнить о своей профессиональной этике. Этика — великая вещь.
— Рад, что вы так считаете.