В холле раздался негромкий звук шагов, и трое студентов в черных сутанах вошли вместе, словно по предварительной договоренности, и встали за стульями. Они стояли прямо, замерев на своих местах, бледные лица застыли, а глаза были обращены на отца Себастьяна. Напряжение, которое они принесли в комнату, было осязаемо.
Меньше чем через минуту за ними вошли миссис Пилбим и Эмма. Отец Себастьян жестом показал на стулья, и, ни слова не говоря, женщины сели и немного склонились друг к другу, словно легкое прикосновение соседнего плеча могло их ободрить.
Миссис Пилбим, учитывая важность мероприятия, сняла свой белый рабочий халат и неуместно празднично выглядела в зеленой шерстяной юбке и бледно-голубой блузе, украшенной у шеи большой брошью. Эмма была очень бледна, но тщательно оделась, словно пытаясь доказать, что даже убийство не властно нарушить порядок вещей. На ней были тщательно начищенные коричневые туфли на низком каблуке, желтовато-коричневые вельветовые брюки, кремовая блузка, по-видимому, свежевыглаженная, и кожаный жилет.
– Может, присядешь, Питер? – обратился отец Себастьян к Бакхерсту.
– Спасибо, я постою, отец.
– Лучше сядь.
Питер Бакхерст не стал больше возражать и сел рядом с Эммой. Потом вошли трое священников. Отец Джон и отец Перегрин встали с двух сторон от студентов. Отец Мартин, как будто приняв невысказанное вслух приглашение, подошел и встал рядом с отцом Себастьяном.
– Боюсь, моя сестра все еще спит, и я не решился ее будить, – сказал отец Джон. – Если она нужна, можно, она придет позже?
Дэлглиш пробормотал «конечно». Он заметил, как Эмма нежно и заботливо взглянула на отца Мартина и слегка привстала со стула. Коммандер подумал, что она не только умна и красива, но еще и добра. Сердце его екнуло от непрошеного и незнакомого чувства. Он подумал: «О боже, еще этого не хватало. Не сейчас. Не надо».
Они ждали. Секунды превратились в минуты, а потом снова раздался звук шагов. Дверь отворилась, и появился Джордж Грегори, за ним по пятам шел Клив Стэннард. Стэннард либо не до конца проснулся, либо не стал себя утруждать, одеваясь как следует. Он натянул штаны и твидовый пиджак прямо поверх пижамы: хлопчатобумажная ткань в полоску явно выглядывала у шеи и складками топорщилась поверх туфель. Грегори, наоборот, оделся самым тщательным образом, рубашка и галстук были в идеальном порядке.
– Извините, если я заставил вас ждать, – сказал Грегори. – Не люблю одеваться, пока не приму душ.
Он встал позади Эммы и положил руку на спинку ее стула, а потом тихо убрал, очевидно, почувствовав неуместность этого жеста. Взгляд, направленный на отца Себастьяна, был настороженным, но Дэлглиш разглядел в нем удивление и любопытство. Зато Стэннард, как показалось коммандеру, был откровенно напуган и пытался это скрыть за безразличием, что выглядело неестественно и неприлично.
– Не рановато ли для трагедий? – спросил он. – Я так понял, что-то случилось. Может, нам наконец расскажут?
Никто не ответил. Дверь снова отворилась, и вошли последние прибывшие. Эрик Сертис был в рабочей одежде. Он немного замешкался у двери и озадаченно бросил на Дэлглиша вопросительный взгляд, словно удивился, что коммандер тоже здесь. Карен Сертис, которая выглядела яркой словно попугай в длинном красном свитере поверх зеленых штанов, хватило времени лишь на то, чтобы накрасить губы красной помадой. Глаза без макияжа казались высохшими и заспанными. После секундного колебания она заняла свободное место, а ее брат встал за ней. Теперь присутствовали все.
Дэлглишу пришло на ум, что собравшиеся походили на разношерстную свадебную компанию, неохотно позирующую чрезмерно увлеченному фотографу.
– Давайте помолимся, – сказал отец Себастьян.
К такому призыву люди оказались не готовы. Только священники и студенты инстинктивно отреагировали, склонив головы и скрепив руки. Женщины, видимо, не до конца поняли, чего именно от них ждут, но, взглянув на отца Мартина, встали со своих мест. Эмма и миссис Пилбим склонили головы, а Карен Сертис уставилась на Дэлглиша агрессивно, с недоверием, как будто считала лично его ответственным за такую постыдную неловкость. Грегори, улыбаясь, смотрел прямо перед собой, а Стэннард насупился и стал переминаться с ноги на ногу. Отец Себастьян произнес слова из утренней краткой молитвы, сделал паузу, а потом прочитал молитву, которую произнес на повечерии, десятью часами ранее:
– Господи, мы молим Тебя, приди к нам и избавь нас от козней врагов; да пребудут ангелы Твои святые с нами и хранят нас в покое; благослови нас вовек, через Иисуса Христа, Господа нашего. Аминь.
Хором прозвучало «Аминь» – приглушенно от женщин, более уверенно от студентов, – и собравшиеся зашевелились. Это больше напоминало выдох, нежели настоящее движение. Дэлглиш подумал: «Теперь они все понимают, конечно, понимают. Но один из них знал все с самого начала».
Женщины снова сели. Дэлглиш почувствовал, с каким напряжением все уставились на директора. Когда отец Себастьян заговорил, его голос звучал ровно и почти невыразительно.