Убийство в теологическом колледже

В термосе оказался густой суп минестроне с овощами и макаронами, явно домашний. Миссис Пилбим положила еще миску с тертым пармезаном, горячие булочки, завернутые в салфетку, и масло. Под крышкой он нашел тарелку с салатом и превосходную ветчину. Кто-то, наверное, отец Себастьян, добавил бутылочку красного вина, хотя бокалов не было. Дэлглиш не хотел пить один, поэтому поставил ее в шкаф, а после еды сварил себе кофе. Он вынес поднос за дверь и спустя несколько минут услышал, как по мощеному полу галереи грохочет Пилбим. Открыв дверь, коммандер его поблагодарил и пожелал доброй ночи.

Он оказался в таком расхолаживающем состоянии физической усталости и психического возбуждения, когда невозможно заснуть. Тишина стояла жуткая. Дэлглиш подошел к окну и увидел черные силуэты колледжа: трубы, башни и купол – все это цельной глыбой на фоне бледнеющего неба.

Полицейская лента сине-белого цвета все еще была обернута вокруг колонн северной галереи, в которой уже почти не осталось листьев. В свете лампочки над дверью в южную галерею булыжники во дворе блестели, а фуксия казалась неестественно яркой и нелепой, словно на каменную стену плеснули красной краской.

Дэлглиш устроился почитать, но окружающая тишина не нашла отклика в его душе. «Что такое, – подумал он, – почему в этом месте кажется, будто твою жизнь рассматривают в суде?» Коммандер вспомнил долгие годы одиночества после смерти жены, на которые обрек себя сам. Он прикрывался работой, чтобы избежать обязанности любить, чтобы его не трогали, как оставалась нетронутой его аскетичная квартира, возвышавшаяся над Темзой, которая, когда он ночью возвращался домой, выглядела точно так же, как когда он покидал ее утром.

Быть беспристрастным наблюдателем жизни – почетная должность. Работа, которая обеспечивает личное пространство, но при этом дает в руки предлог – более того, обязанность – вторгаться в личную жизнь других, для писателя определенно имела свои преимущества. Но было в этом что-то низкое… Если долго-долго держаться в сторонке, разве нет опасности придушить, а возможно, даже потерять тот оживляющий дух, который местные священники назвали бы душой? Коммандеру пришли на ум шесть стихотворных строчек. Он взял лист бумаги, порвал надвое и записал:

Эпитафия мертвому поэту

Тот, кто всю жизнь алкал покоя,

Был, без сомнения, мудрец.Покинув царствие земное,Покой обрел он наконец…

Пролей слезу над ним, прохожий, –Он насладиться им не может.

Через секунду он нацарапал внизу: «Примите мои извинения, Марвелл».

Дэлглиш вспомнил, что в былые дни стихи посещали его так же запросто, как и эти легкие ироничные строки. А сейчас выбор и расположение слов стали более продуманными, просчитанными. Осталось ли в жизни хоть что-то спонтанное?

Он сказал себе, что подобная рефлексия уже граничит с патологией, и чтобы взбодриться, нужно выйти из стен колледжа: необходимо погулять перед сном. Коммандер закрыл дверь в «Иероним», прошел мимо комнат в «Амвросии», где плотно задвинутые шторы мешали видеть, включен ли свет, и, отперев железные ворота, решительно отправился на юг к морю.

20

Решение, что двери в комнаты студентов не должны запираться, приняла мисс Арбетнот. Эмме стало интересно, что, по мнению основательницы Святого Ансельма, могут делать молодые люди, если над ними не будет постоянно висеть угроза вторжения. Возможно, она заранее переживала, что юноши начнут вести половую жизнь? Видимо, как следствие, на гостевых комнатах тоже не стали устанавливать замки. Запертые железные ворота перед церковью – вот все, что в ночное время обеспечивало необходимую безопасность. Правильно, а чего опасаться за столь изящным забором?

Из-за того, что в колледже было не принято ставить замки и засовы, их под рукой и не оказалось. Пилбиму пришлось бы потратить весь день на то, чтобы съездить за ними в Лоустофт, даже если он смог бы найти работающий в воскресенье магазин. Отец Себастьян поинтересовался у Эммы, не будет ли ей удобнее в основном здании. Девушка, не желая выказывать нервозность, заверила директора, что с ней будет все в порядке, а он настаивать не стал. Когда после повечерия она вернулась к себе в комнаты и обнаружила, что замка на двери нет, гордость не позволила ей найти священника и, признавшись в своих страхах, взять свои слова обратно.

Переодевшись и набросив халат, она устроилась перед ноутбуком и твердо решила поработать. Но усталость пересилила. Мысли и слова смешались в кучу под влиянием событий минувшего дня.