Дэниел Силва

Убийство в Вене

Посвящается тем, кто не оставляет в покое убийц и соучастников их преступлений, а также моему другу и редактору Нейлу Найрину.

Когда лес рубят, щепки летят, и тут уж ничего не поделаешь.

Группенфюрер СС Генрих Мюллер, шеф гестапо

Мы не бойскауты. Если б мы хотели быть бойскаутами, мы бы вступили в организацию бойскаутов.

Ричард Хелмс, бывший директор ЦРУ

Часть первая

Человек из кафе «Централь»

1

Вена

Эту организацию трудно найти, и такое место выбрано намеренно. Она находится в конце узкого извилистого переулка, в квартале, более известном своей ночной жизнью, чем своим трагическим прошлым, – у входа лишь маленькая медная табличка с надписью «Рекламации за период войны и справки». Охранная система, установленная некой малоизвестной фирмой из Тель-Авива, заметна и выглядит внушительно. Над дверью угрожающе поблескивает камера. Никого не принимают без предварительной договоренности и рекомендательного письма. Посетители проходят через хорошо отлаженный магнитометр. Сумки и портфели осматриваются аккуратно и эффективно одной из двух неулыбчивых, но потрясающе хорошеньких девушек. Одну зовут Ревекка, другую – Сара.

Вошедшего посетителя проводят по вызывающему клаустрофобию коридору, уставленному серыми металлическими картотеками, затем – в большую, типично венскую комнату со светлым полом, высоким потолком и книжными полками, провисающими под тяжестью бесчисленных томов и папок. Академический беспорядок приятен глазу, а вот зеленые, пуленепробиваемые стекла на окнах, выходящих на унылый задний двор, кое-кому действуют на нервы.

Работающий здесь мужчина неаккуратен, и его не сразу заметишь. Таков его особый талант. Когда вы входите в комнату, он бывает занят поисками какой-то книги, стоя на верху библиотечной лестницы. Но чаще вы обнаруживаете его за столом, где он сидит в клубах сигаретного дыма и просматривает никогда, казалось, не уменьшающуюся груду бумаг и папок. Он с минуту медлит, дописывая фразу или набрасывая на полях документа пропущенную подробность, затем встает и протягивает маленькую руку, быстро обегая вас взглядом карих глаз.

– Эли Лавон, – скромно говорит он, обмениваясь с вами рукопожатием, хотя все в Вене знают, кто возглавляет «Рекламации за период войны и справки».

Не будь у Лавона прочно установившейся репутации, его внешний вид – рубашка, вечно обсыпанная пеплом, заношенная темно-красная кофта с залатанными локтями и ободранной кромкой – мог вызвать беспокойство. Одни подозревают, что у него мало денег, другие считают его аскетом или не вполне нормальным. Одна женщина, хотевшая, чтобы ей помогли получить компенсацию от швейцарского банка, пришла к выводу, что у него напрочь разбито сердце. Чем иначе объяснить, что он никогда не был женат? Порой, когда он думает, что никто на него не смотрит, на лице его появляется горестное выражение. Какие бы подозрения ни рождались у посетителя, дело обычно кончается одним и тем же. Большинство цепляется за него, боясь, как бы он не исчез.

Он указывает вам на удобный диван. Просит девушек не звать его к телефону, если кто позвонит. Затем соединяет большой палец с указательным и подносит ко рту. «Пожалуйста, кофе». Слышно, как девушки ссорятся, чей черед его нести. Ревекка – израильтянка из Хайфы, смуглая и черноглазая, упрямая и вспыльчивая. Сара – хорошо обеспеченная американская еврейка, приехавшая из Бостонского университета по программе «Изучение холокоста», более интеллигентная, чем Ревекка, и, следовательно, более упорная. Она способна прибегнуть к обману или даже к откровенной лжи, чтобы избежать выполнения того, что считает ниже своего достоинства. Ревекку же, честную и темпераментную, легко провести, а потому обычно именно Ревекка с невеселым видом ставит на кофейный столик серебряный поднос и, надувшись, выходит.