Убийца-юморист

И, казалось бы, домина этот, выстроенный, а точнее, возведенный, приукрашенный жестяным петушком-флюгером, закрыл для меня весь свет... стоило мне перевести взгляд на Андрея и... исчезли все сомнения - профиль его - точь в точь как у того парня, что на пленке, где ещё две девушки-подтанцовщицы, балерун и посреди - Люба, ещё живая, которая через какое-то время сиганет с восьмого этажа или... или её кто-то сбросил оттуда, а дальше - служба спасения с пожарной лестницей, чтобы снять её несчастное тело с дерева, "скорая", несущаяся изо всех сил к операционному столу и сигналящая надсадно... Он, он это был, разрази меня небесный гром на этом самом месте! Или у меня зрение косое-кривое...

И что же дальше? Дальше мне следует прикинуться ветошью. Дальше я должна вести себя как можно женственнее, а именно - выражать восторги по случаю... Чем я и занялась.

- Ах, - сказала я то, что, верно, говорили до меня десятки, а возможно, и сотни посетителей писательской усадьбы, - какой красивый у вас дом! Как хороша резьба! На эти наличники можно смотреть и смотреть...

Не обошла я вниманием и резной теремок малых размеров, что стол у самых ворот:

- Надо же, ну словно кружева... а ведь дерево!

Ирина кивала и улыбалась. На легком ветру парусил её шелковый белоснежный блузон, а синяя юбка облепила скульптурно её неплохо сложенный тазобедренный сустав, планомерно переходящий в полноватые ноги...

И все-таки, все-таки что-то мне как-то не нравилось здесь... Во всем, включая и этот громоздкий дом, и жасминовое многокустье, сторожка у ворот, сделанная под теремок, - таилась какая-то порочная чрезмерность. А тут ещё этот худой вьюнош с многозначительным профилем...

Но я-то кто на этом даровом ландшафте? Ветошка! Следовательно, могу спросить в простоте душевной кое о чем и этого поэта-привратника, и спрашиваю:

- Я вас где-то могла видеть? Мне очень знакомо ваше лицо...

Он ответил быстро, а Ирина ещё быстрее:

- Очень может быть! Андрюше надо приобщаться к столичным обычаям, нравам, вращаться в среде себе подобных... Провинциальная жизнь, на природе, хороша до поры до времени, а дальше - билет в зубы и в Москву. Что Андрюша и сделал.

- А вы... откуда? - полюбопытствовала Ветошка со стальным зрачком, полуприкрытым легонькой оторочкой ресниц. - очень издалека?

- Очень, - отозвался парень сыроватым, словно с недосыпу, баритоном. Но уточнять особо не стал, добавив лишь: - Из Сибири.

- Если вы захотите и если у Андрюши будет настроение - он прочтет нам свои стихи, - пообещала Ирина. - Прошу... - Она плавно, как в танце, отвела руку в сторону, приглашая меня в дом...

Кто знает, какое оно - жилище известного писателя, прожившего долгие, плодотворные десятилетия? Конечно, можно сказать, тут больших секретов и откровений нет. Мало ли мы ходили по домам-музеям великих своих соотечественников, а также по местам обитания гениев иностранного происхождения!

Но вряд ли следует опережать события. Вряд ли следует заранее решать, будто тратить удивление не придется...

Как бы не так! Дача В.С. Михайлова с изысканным коленцем лесенки, что вела на второй этаж, вся так и дымила интеллигентными запахами книг, лака и словно бы канифоли и, конечно же, жасмина. Книг было множество в той комнате, где мы очутились. Все они стояли ряд за рядом, стройно и достойно от пола и до потолка. Посреди - большой овальный стол с приставленными к нему спинками мягких стульев. По светлой полировке этого нестандартного стола рассыпались салфетки в форме подсолнухов с такими же яркими желто-0оранжевыми лепестками. Посреди стола в большой бело-синей вазе гжельских кровей красовался огромный букет жасмина. Золотистые занавеси на окнах... Золотистый атласный угловой диван на десять персон... Хрустальная люстра величиной с бредень для сельди, свисающая низко с высокого потолка... Хрустальные бра там и тут. В простенке между двух просторных окон такое же просторное, видно, старинное, в золоченой раме, зеркало, повторяющее комнату-залу и, следовательно, раздвигающее её ещё шире, удваивая роскошь и красоты.

Да, забыла упомянуть о том, что уже в прихожей вас обязался смущать бурый медведь-чучело, стоящий в позе лакея, чьи передние лапы использовались как вешалка для зонтиков и шляп. Уже там, в прихожей, мраморная женщина на высокой тумбочке, золоченой по ребристому геометрическому рисунку, смотрела на вас хоть и милосердно, но все-таки снисходя и оттого уголки её точеного ротика чуть-чуть насмешливо улыбались. Как говорится, умереть уснуть и проснуться в слезах!

Мещанка я, мещанка непроходимая! Все-то подмечаю, примечаю и... судю, судю, хотя сказано же: "Не суди да не судим будешь..."

Но как же не судить-то? Да эдак всяк распустится, если знать будет, что его даже самые черные деяния неподсудны! Вон ведь и поэт Андрюша, небось, не совсем случайно покраснел при виде меня... Вряд ли, вряд ли от одной моей подлинно блондинности и голубых глазок! Тут что-то не то... не то...