Убийца из прошлого

– Мы ведь для этого сюда и пришли, верно? Я собирался рассказать вам о последних часах Джорджа Фрея. Он относился ко мне по-человечески, ваш отец. Рассказать правду – самое меньшее, что я могу сделать для его дочери.

– Вы убили моего отца? Это вы заперли его в каюте, когда «Селис» пошёл ко дну? Потому что он вас сфотографировал?

– Это мог быть я, но нет. Меня опередил другой. Я уже рассказывал, что пытался поднять по трапу на палубу Эйлифа Нильсена. Вы должны помнить, что корабль – то, что от него ещё оставалось, – сильно накренился. Одна из переборок очутилась у нас под ногами, а другая нависла сверху, как потолок. Если бы не поток воды, хлещущий вдоль коридора, я бы вряд ли выбрался. Плыть было проще, чем идти. На другом конце коридора я кое-кого видел. Ключ повернул другой. Но, знаете, двери кают открывались вовнутрь. Вероятно, ваш отец не смог бы выбраться, даже если бы дверь была не заперта.

– И кто этот другой?

– Вы знаете. Он много раз рассказывал, как спускался с палубы, чтобы спасти вашего отца, но не смог и чуть не утонул сам. Он лжёт.

– Но почему?

– Джордж Фрей слишком много знал обо всех нас. Офицер связи. Но он работал и на разведку. Эверетт был шпионом. Из-за денег. Во время всей операции «Фритхам» он передавал наши координаты немцам на метеостанциях.

Она понимала, что надо поддерживать разговор, пока не появится кто-нибудь, кто сможет ей помочь. Надо было найти тему, которая его заинтересует.

– А икона, её вы сохранили? Или она погибла? Вы ведь понимаете, что она связывает вас с убийством священника?

Он смотрел в сторону.

– Мечтал быть богатым. Последние пятьдесят лет я вёл простую, одинокую жизнь. Без семьи, без лишних денег. Но у меня всегда оставалась слабая надежда на другую жизнь.

Больше ей в голову ничего не приходило, и она поднялась.

– А теперь я, пожалуй, пойду.

– Нет, посидите ещё чуть-чуть. – Он был совершенно спокоен. В руке у него блеснул нож.

В дверь негромко постучали. Кнут вздрогнул. В Ню-Олесунне обычно входили без церемоний.

– Войдите.

За дверью стоял Якоб Кремер. Он вытягивал шею, чтобы заглянуть внутрь: ему было любопытно.

– Такое дело. Петер просил передать, что он в музейном домике. Хочет с вами немного потолковать с глазу на глаз. Сказал, вы знаете о чём. А я вас сразу не нашёл и пошёл в столовую. Так что он уже давно вас дожидается.

Кнут застыл.

– Вам разве не сказали оставаться в гостинице? На случай лётной погоды, чтобы поторопиться с отъездом?

– Ну, мы ж вроде как не под арестом. Надо и подвигаться немного. – Якоб Кремер посмотрел по сторонам, иронически улыбнулся. Просветы между домами плотно забивал туман.

Петер Ларсен сидел в кресле и ждал. Когда на крыльце раздались шаги, он как раз смотрел на часы. Дверь медленно отворилась. Кто-то осторожно вошёл в маленькую прихожую. И вот он уже в комнате.

– Кнут, о нет! Тебе не надо было приходить. Он же этого и добивался.

Кнут только теперь увидел сидящую в кресле Эмму. Махнул рукой.

– Эмма, уходи немедленно. Возвращайся в гостиницу.

– У него нож. И посмотри на стол…

Фотографии, старая папка. И небольшая, но внушительная связка динамитных шашек, завёрнутых в грязную серо-коричневую бумагу. Сверху из связки торчал металлический цилиндр, а из него – запал, не больше двух сантиметров в длину. Ларсен взял подсвечник и поднёс свечу к самому фитилю.

– Ну вот, теперь мы все здесь. И всё собрано. Снимки, папка, дочь Фрея, которая, к сожалению, видела снимки. И ты, которому старые документы помогли догадаться, как всё это связано. Если всё это исчезнет, проследить связи будет не так-то просто.

Кнут отчаянно озирался по сторонам.

– Ты не сумеешь выбраться из дома до взрыва. Запал слишком короток. Ты убьёшь и себя самого.

– Верно, верно. – Голос у него был чересчур спокойный. – В этом вся штука.

– Но зачем?

Он задумался, сник, в глазах мелькнула безысходность.

– Вчера был такой замечательный день. Разоблачение Эверетта странным образом во мне отозвалось. Остальные всегда считали, что со мной что-то не так. Но вчера все прежние подозрения рассеялись. Никогда раньше у меня не было таких близких друзей. И в первый раз за пятьдесят лет я на что-то в будущем понадеялся.

– У нас у всех есть ради чего жить. – Голоса Эммы почти не было слышно.

Петер Ларсен поднял на неё глаза.

– Не могу допустить, чтобы остальные узнали о моём прошлом, теперь, когда они снова мне доверяют.

– Прежние обвинения устарели, наказание вам не грозит. Нет такой инстанции, которая могла бы разбирать ваше дело. Вы боялись угодить за решётку? Можете выйти отсюда свободным человеком, делать, что захотите…

– А позор? Ведь все узнают.

Кнут колебался, но решил придерживаться того, что считал правдоподобным сценарием:

– Не знаю. Дело было давно, но правда вышла наружу. Однако очень скоро всё сойдёт на нет.

Старый ветеран вздохнул.

– Только не для нас, для нас всё будет живо, словно случилось вчера.

– А что сталось с иконой? – Голос Эммы звенел от напряжения.

Ответил ей Кнут:

– Думаю, я знаю. Видишь ли, этот дом не только тебе приглянулся. Я тоже сюда заглядывал – посидеть, подумать между делом.