Убийца из прошлого

Я пишу Вам, потому что случайно услышала по радио о встрече ветеранов войны, которая состоится на Шпицбергене этим летом. Мой сын был – и остаётся – ветераном войны. Больше пятидесяти лет я не получала от него никаких известий, но, думаю, он жив. Не понимаю, почему он не даёт о себе знать. Мне уже за девяносто, надеюсь, Вы сможете мне помочь?

Так начиналось это письмо. Постепенно до него дошло, что оно может иметь отношение к совершенно другому делу. Но подобное совпадение настолько невероятно, что это, скорее всего, просто чья-то шутка. Поговорить с директором? Но если письмо подложное, будет неприятно выставить себя на посмешище, продемонстрировав такую доверчивость.

Историком Хенрик Сигернес был не самым известным, возможно, потому, что выбрал в качестве специализации очень узкую область – гражданские преступления в Северной Норвегии во время Второй мировой войны, сыск и сотрудничество с оккупационными властями. Когда-то он думал, что эта тема привлечёт внимание широкой общественности. Но нет. Людей интересовали главным образом Сопротивление и всевозможные несправедливости, выпавшие на долю норвежского народа во время и после войны. Директор его предупреждал, что в глазах многих все эти финансовые махинации на фоне борьбы за освобождение Норвегии – пустяк. К тому же люди плохо воспримут похвалу в адрес немцев и сторонников тогдашнего премьер-министра Квислинга, пусть даже заслуженную.

Вообще-то Хенрик Сигернес мечтал о работе в университете Тронхейма. Там было профессиональное сообщество, в котором он мог бы развернуться: провести параллели с обстановкой в Европе сегодня и в прошлом, написать книгу. Возможно, со временем стать профессором. Он никак не мог понять, почему коллеги из Тромсё не видят в области его интересов ничего захватывающего. Ну разумеется, с началом оккупации норвежцы не превратились все разом в законопослушных граждан. Преступность никуда не делась: угоняли велосипеды, в магазинах случались мелкие кражи, существовали чёрный рынок и незаконная торговля, грабежи и убийства. В неразберихе, вызванной приходом немцев к власти, легко было скрывать серьёзные преступления.

Общая растерянность почти парализовала жизнь гражданского населения. И тех, кто ничего не понимал и пытался жить как прежде, и тех, кто понимал всё слишком хорошо и ничего не хотел предпринимать. Обманщиков и жуликов, идеалистов и простаков. И повсюду страх, который высасывает из души все силы и волю к борьбе. Кто это притаился за шторой? Можно ли доверять той, которая всё время задаёт столько вопросов? Кто-то что-то сказал? Кто-нибудь что-нибудь видел? Страх и неизвестность стали частыми гостями в каждом норвежском доме.

Так почему его коллеги не могут понять, какой нелепой и трудной была в те годы работа полиции? Как разговорить свидетелей? А трупы, которые обнаруживали в морском прибое, в горах, в сгоревших домах? Кто они? Павшие солдаты? Или партизаны?

Было тогда одно дело – вернее, целая череда дел – которое особенно его занимало. В начале марта 1941 года в старой заброшенной церкви на отшибе у реки Пасвикэльва был убит священник. На месте побывал ленсман[4] старой закалки – основательный, терпеливый и дотошный. Не похоже, чтобы он симпатизировал нацистам, поэтому расследование наверняка продвигалось очень непросто. Он, конечно, сотрудничал с оккупационными властями. Полицейской работе это вроде бы не мешало.

Историк наткнулся на протоколы следствия по этому убийству среди документов по нескольким делам, которые ленсман, выйдя на пенсию, забрал с собой, сложил в большие картонные коробки и убрал на чердак. Спустя несколько лет он отослал коробки в Государственный архив в Тромсё, а те дали знать Сигернесу, поскольку были в курсе его профессиональных интересов.