А у меня из оружия только пистолет. И приказ надо выполнять. Под огнем я кое-как дополз до кювета и уже потом добрался до находившейся за холмом части нашего полка. Я попросил один бронетранспортер для себя и второй — забрать и вывезти моих раненых товарищей. Прорвавшись на бронетранспортере, я решил ехать другой дорогой и уже на засаду не нарвался. Как я потом узнал, обоих солдат вывезли и отправили в госпиталь.
Командный пункт нашего батальона все еще располагался в Версоне. Там мне дали еще один полевой вездеход и координаты полковника Оппельна.
В небе непрерывно кружили самолеты союзников, их корабли забрасывали нас снарядами — ад, да и только! В конце концов, мне все же удалось разыскать танковый полк и передать его командиру полковнику фон Оппельну приказ. Но Оппельн и не думал наступать и не сдвинулся с места. Моему полку было приказано пробиваться в тыл. Таким образом, на нашем участке никто не помешал высадке союзников».
Чего не знал Хальм в тот момент, это того, что полковник фон Оппельн-Брониковски все же пытался наступать. Но его контратака захлебнулась в чудовищном обстреле превосходящих сил противника, а 21-я танковая дивизия понесла первые ощутимые потери. Исключительно силами одного лишь усиленного 1-го батальона 192-го мотопехотного полка под командованием полковника Рауха был осуществлен прорыв к побережью. Около 19 часов передовой отряд достиг побережья в районе Лион-сюр-Мер. Вот тогда пехотинцы 21-й танковой дивизии в последний раз и видели море. Удар группы Рауха пришелся как раз на незанятый противником участок.
Около 20 часов ударная группа наметила еще одно наступление вдоль побережья. И в этот момент, судя по явным признакам, у них в тылу высадились силы противника. И это подтвердилось внезапной танковой атакой врага, серьезно осложнившей положение сил Рауха. Именно тогда лейтенант Хальм получил приказ пробиться в 22-й танковый полк полковника Оппельн-Брониковски.
В сложившихся обстоятельствах генерал-майор Фойхтингер распорядился прекратить атаковать противника и начать отвод сил к исходным рубежам. Отвод удался, если не считать потерь нескольких артиллерийских орудий и бронетранспортеров и раненых. То есть все попытки группы Рауха атаковать противника провалились. 21-я танковая дивизия, важнейшая боевая единица первого дня высадки союзников, так и не сумела организовать контрудары. Если Роммель полагал, что именно первые часы решат успех вторжения, то в таком случае успех был явно на стороне противника. Сам Роммель появился на КП группы армий «В» лишь в половине десятого вечера 6 июня и лишь выслушал доклад об обстановке, по сути, сам оставшись в стороне от происходящего.
К исходу дня 6 июня 1944 года союзники высадили на побережье Нормандии свыше 130 000 человек плюс высадили десант в глубине территории численностью до 23 000 человек. Контрудар 21-й танковой дивизии хоть и не удался, однако все же помешал союзникам захватить важный населенный пункт — город Кан уже в первый день высадки.
«После этого я находился на КП батальона, откуда постоянно занимался поисками сил подкрепления для атак, и ненадолго мне было поручено исполнять обязанности адъютанта командира батальона. В первую очередь необходимо было знать боевой состав рот. Знать количество вооружений. Донесения носили отрывочный характер, что вносило тревогу за судьбу батальона. Прорыв в тыл удался лишь ценой внушительных потерь как личного состава, так и техники. Свыше 15% личного состава погибли, были ранены или попали в плен.
После того, как удалось собрать остатки всех рот, поступил приказ занять позиции севернее Кана. Штаб нашего батальона разместился на территории брошенной фабрики. А КП батальона — в наскоро отрытой землянке 2 метра шириной, прикрытой бревнами с довольно тонким слоем насыпанной поверх их земли. На вид вроде надежно, но ни от пуль, ни от осколков уберечься возможности не было. Позиции были выдвинуты примерно на полкилометра, а КП полка находился в тылу на расстоянии километра.
На этой позиции мы пробыли неделю и за это время не видели ни одного американца, ни англичанина. Зато их артогонь тяжелыми снарядами не давал покоя с утра до вечера. Не следует забывать и об авианалетах бомбардировщиков, от разрыва бомб которых земля буквально ходуном ходила. С бревенчатого потолка землянки на нас постоянно сыпался песок. Лежа на полу, мы думали, что одно хорошее прямое попадание, и нам всем конец. Нашего военврача, с которым мы дружили, срочно вызвали в одну из рот. Когда он возвращался, осколком ему перерезало сонную артерию. Мы все молча смотрели, как хлещет кровь, не в силах ничем помочь. На наших глазах военврач скончался от потери крови, мне никогда не забыть его взгляда.