Убить Хемингуэя

– У Ричарда нет такой роскоши, как выбор. Ведь в конечном итоге речь идет о моейжизни, – сказала Мэри. – Следовательно, это моякнига. Если он станет кривляться, тогда напишете вы, и это будет нашакнига, Ханна.

Ханна все еще старалась придумать, как она признается Гектору, что временно изменила художественной литературе. Ведь Гектор едва не зарычал на нее, когда она рассказала ему о предложении Мэри написать ее биографию. Такая бурная реакция Гектора все еще заставляла Ханну раздумывать, не нужно ли ей отказаться от этого предложения.

Действительно лиГектор прав, утверждая, что решение написать книгу о Мэри большая стратегическая ошибка?

Перед его уходом она снова пыталась заговорить с ним на эту тему, и автор детективов, когда-то не считавший зазорным печататься в журнале «Черная маска», удивил ее, приведя малоизвестную цитату из Уильяма Блейка: «Если ты, кого Божественное провидение выбрало для духовного общения, отказываешься и закапываешь свой талант в землю, печаль и отчаяние будут преследовать тебя всю жизнь, а после смерти на твою голову падет вечный позор… И назовут тебя презренным Иудой, который предал друга».

Ханна сдвинула брови и заметила:

– Звучит пугающе.

Гектор только улыбнулся и подмигнул.

– Нет, это всего лишь правильные слова, чтобы беллетрист оставался честным.

Теперь Ханна взяла старый роман Гектора в бумажной обложке, но мысли ее метались, и она не могла сосредоточиться.

Джимми сидел внизу с Мэри. Гектор вернулся в гостиницу, чтобы посмотреть, как он сказал, нет ли там кое-кого, кто там остановился. Когда его спросили, кого он ждет, Гектор ответил туманно:

– Да одного человека из прошлого. Показалось, что несколько дней назад я его видел в гостинице. Если он во все это замешан, то тогда получат объяснение многие странные вещи, которые здесь происходят, дорогая.

Она долго лежала, не в состоянии принять такое положение, в котором перестала бы болеть спина.

Ее мысли постоянно возвращались к Гектору Ласситеру. Ханна с трудом села и закусила губу. Решившись, она прокралась в пустую комнату Гектора.

Гектор оставил свою седельную сумку рядом с пишущей машинкой.

Облизав губы, Ханна осторожно достала из кожаной сумки стопку листов рукописи.

Она перевернула несколько первых страниц и начала читать рукопись, которую Гектор назвал «Торос и Торсос». Она удивилась, поняв, что это рассказ о Гекторе. Гектор писал о себе в третьем лице. Он использовал свое настоящее имя и свои биографические данные. И Хемингуэй был одним из героев книги.

Сначала Ханна подумала, что это мемуары, но, продолжая читать, поняла, что Гектор хотел, чтобы произведение читалось как роман.

Она вспомнила, что говорила Мэри о жизни художника, и подумала, что Гектор является ярким примером. Но смешение таким образом своей жизни с работой изумило Ханну. А проза Гектора? Она переступала все законы жанра. Она подумала, что у Гектора хватило бы таланта и хватки, чтобы стать настоящим литератором, вздумай он этого добиваться.

Ханна почувствовала вину за то, что копалась в бумагах Гектора. Она аккуратно сложила листы и вернула их в сумку. Села за стол с блокнотом и стопкой своих рассказов, подобранных Гектором в определенном порядке, и пронумеровала их. У нее имелось немного времени до того, как ей придется отложить свою творческую работу и заняться биографией Мэри.

Она воспользовалась машинкой Гектора, чтобы написать связующие параграфы по совету Гектора, теперь ее нового учителя (а она уже привыкла так о нем думать), чтобы превратить рассказы в начало романа.

Криди Африка, 1954

Вы должны помнить, что во время моей недавней беседы с президентом он сказал, что он, президент, получил послание от Хемингуэя через некого общего друга…

Дж. Эдгар Гувер

Агент Криди сказал, понизив голос: – Я у гостиницы, сэр, да, в буше, и хотя местность здесь плоская, вести наблюдение значительно труднее, чем нам представлялось дома.

Донован Криди уже некоторое время вел двойную игру.

Когда об этом в 1951 году узнал Гувер, он разрешил Криди работать на ЦРУ, одновременно сохраняя статус агента ФБР, только потому, что уникальные и агрессивные расистские цели агента совпадали с его собственными.

А статус агента ФБР делал Криди ценным кадром в глазах его руководителей из ЦРУ.

– Давайте возьмем некоторые из этих оправданий и превратим их в энергичное действие, направленное на реализацию моихжеланий, агент, – заявил Директор, заходясь от гнева. – Давайте сделаем хоть что-то, что бы соответствовало выполнению моих пожеланий, агент Криди. Я хочу видеть, что вы снова работаете на меня, как в былые времена.

– Да, сэр, я так и сделаю, сэр, – сказал Криди и подумал: Гребаный козел.