Убить Хемингуэя

– У Ричарда нет такой роскоши, как выбор. Ведь в конечном итоге речь идет о моей жизни, – сказала Мэри. – Следовательно, это моя книга. Если он станет кривляться, тогда напишете вы, и это будет наша книга, Ханна.

Ханна все еще старалась придумать, как она признается Гектору, что временно изменила художественной литературе. Ведь Гектор едва не зарычал на нее, когда она рассказала ему о предложении Мэри написать ее биографию. Такая бурная реакция Гектора все еще заставляла Ханну раздумывать, не нужно ли ей отказаться от этого предложения.

Действительно ли Гектор прав, утверждая, что решение написать книгу о Мэри большая стратегическая ошибка?

Перед его уходом она снова пыталась заговорить с ним на эту тему, и автор детективов, когда-то не считавший зазорным печататься в журнале «Черная маска», удивил ее, приведя малоизвестную цитату из Уильяма Блейка: «Если ты, кого Божественное провидение выбрало для духовного общения, отказываешься и закапываешь свой талант в землю, печаль и отчаяние будут преследовать тебя всю жизнь, а после смерти на твою голову падет вечный позор… И назовут тебя презренным Иудой, который предал друга».

Ханна сдвинула брови и заметила:

– Звучит пугающе.

Гектор только улыбнулся и подмигнул.

– Нет, это всего лишь правильные слова, чтобы беллетрист оставался честным.

Теперь Ханна взяла старый роман Гектора в бумажной обложке, но мысли ее метались, и она не могла сосредоточиться.

Джимми сидел внизу с Мэри. Гектор вернулся в гостиницу, чтобы посмотреть, как он сказал, нет ли там кое-кого, кто там остановился. Когда его спросили, кого он ждет, Гектор ответил туманно:

– Да одного человека из прошлого. Показалось, что несколько дней назад я его видел в гостинице. Если он во все это замешан, то тогда получат объяснение многие странные вещи, которые здесь происходят, дорогая.

Она долго лежала, не в состоянии принять такое положение, в котором перестала бы болеть спина.

Ее мысли постоянно возвращались к Гектору Ласситеру. Ханна с трудом села и закусила губу. Решившись, она прокралась в пустую комнату Гектора.

Гектор оставил свою седельную сумку рядом с пишущей машинкой.

Облизав губы, Ханна осторожно достала из кожаной сумки стопку листов рукописи.

Она перевернула несколько первых страниц и начала читать рукопись, которую Гектор назвал «Торос и Торсос». Она удивилась, поняв, что это рассказ о Гекторе. Гектор писал о себе в третьем лице. Он использовал свое настоящее имя и свои биографические данные. И Хемингуэй был одним из героев книги.

Сначала Ханна подумала, что это мемуары, но, продолжая читать, поняла, что Гектор хотел, чтобы произведение читалось как роман.

Она вспомнила, что говорила Мэри о жизни художника, и подумала, что Гектор является ярким примером. Но смешение таким образом своей жизни с работой изумило Ханну. А проза Гектора? Она переступала все законы жанра. Она подумала, что у Гектора хватило бы таланта и хватки, чтобы стать настоящим литератором, вздумай он этого добиваться.

Ханна почувствовала вину за то, что копалась в бумагах Гектора. Она аккуратно сложила листы и вернула их в сумку. Села за стол с блокнотом и стопкой своих рассказов, подобранных Гектором в определенном порядке, и пронумеровала их. У нее имелось немного времени до того, как ей придется отложить свою творческую работу и заняться биографией Мэри.

Она воспользовалась машинкой Гектора, чтобы написать связующие параграфы по совету Гектора, теперь ее нового учителя (а она уже привыкла так о нем думать), чтобы превратить рассказы в начало романа.

Криди Африка, 1954

Вы должны помнить, что во время моей недавней беседы с президентом он сказал, что он, президент, получил послание от Хемингуэя через некого общего друга…

Дж. Эдгар Гувер

Агент Криди сказал, понизив голос: – Я у гостиницы, сэр, да, в буше, и хотя местность здесь плоская, вести наблюдение значительно труднее, чем нам представлялось дома.

Донован Криди уже некоторое время вел двойную игру.

Когда об этом в 1951 году узнал Гувер, он разрешил Криди работать на ЦРУ, одновременно сохраняя статус агента ФБР, только потому, что уникальные и агрессивные расистские цели агента совпадали с его собственными.

А статус агента ФБР делал Криди ценным кадром в глазах его руководителей из ЦРУ.

– Давайте возьмем некоторые из этих оправданий и превратим их в энергичное действие, направленное на реализацию моих желаний, агент, – заявил Директор, заходясь от гнева. – Давайте сделаем хоть что-то, что бы соответствовало выполнению моих пожеланий, агент Криди. Я хочу видеть, что вы снова работаете на меня, как в былые времена.

– Да, сэр, я так и сделаю, сэр, – сказал Криди и подумал: Гребаный козел.