Убить перевертыша

- Вдруг? Нет, не вдруг. Кадры для перестройки готовились десятилетиями. Еще в пятидесятых годах американский специалист психологической войны некий Дэвид Сарнов советовал максимально использовать ту человеческую силу, которую следует черпать, как он писал, в хорошо организованных и проникнутых антикоммунистическим духом организациях.

- Что ж такого? Они черпали в своих помойках, мы - в своих.

- Слушай дальше. В определенных случаях, вещал тот же Сарнов, надо предоставить им возможность в период будущего кризиса возвратиться на свою родину в качестве возможных руководителей. Что на это скажешь?

- Обычная практика в политической борьбе.

- Нет, не обычная. Смотри, что делается. Нас захлестывает поток беспорядочных сведений. Традиционная культура превращается в мозаичную. Трескотня слов о политике реформ, неизвестно каких, о демократии, неясно для кого, о независимом телевидении, независимом, как видно, от объективности, о нравственной свободе, то бишь безнравственности. Человек тонет в раздробленной информационной пыли, теряет знания, способность понимать окружающее в его цельности. Под свистопляску словоблудия об общественных ценностях у людей наступает "умственная афазия", да что там у людей, у целого народа...

- Конкретней, Цицерон, конкретней. Народ абстракций не понимает. Маковецкий нехорошо ухмылялся, и Мурзин, искоса посматривавший на него, чувствовал себя неуютно.

- Можно конкретней. Ты когда последний раз родителям звонил? Они у тебя в Одессе, кажется?

- Теперь не больно раззвонишься.

- Вот. В результате резкого повышения цен на почтово-транспортные услуги при нищенских доходах основной части населения между людьми рушатся родственные связи. Разваливается и единая система образования. Астрономические цены на газеты и журналы и их микроскопические тиражи делают главными источниками информации радио и телевидение. А они, одни-то, легко поддаются контролю со стороны ворократии. И этот контроль нынче успешно осуществляется. Если это не сознательное зомбирование населения, то что же?

- Зомбированием занимается любая власть, - сказал Маковецкий. И засмеялся: - А власть - от Бога.

- Но не власть уголовников. Если мафия проберется к власти, что же, и на нее молиться?

- Молились же. Проанализируй личности, правившие нами семьдесят лет.

- Э-э, нет, мы молились идее, исповедуемой ими. Идее добра и социальной справедливости.

- Ты уверен, что они ее исповедовали?

- По крайней мере, делали вид. И все этому верили, и на этой вере держалось государство. А теперь в условиях информационной каши уничтожается опорная сеть временных, пространственных, причинно-следственных логических связей, уничтожаются количественные и качественные эталоны, подменяются и размываются понятийные и классификационные системы...

- Цицерон, ты бы попроще как-нибудь.

- Непонятно?

- Без рюмки не разобраться. - Маковецкий торопливо разлил водку по рюмкам, и руки у него почему-то дрожали. - Выпьем за мудрость нашего поколения, рождавшего таких вот быстрых разумом Невтонов.

- Я говорю серьезно.

- А когда ты говорил несерьезно?

Выпили, закусили, помолчали. Быстро темнело. Погасло небо, затянутое к вечеру облачной вуалью, погасла вода в озере, и огонь костра становился все более домашним, притягательным. Мир сжался до этого пространства, до этих мыслей, страстно высказываемых Мироновым. Ничего нового не было в его словах - каждый не раз думал о том же, - но собранные вместе, оголенные, эти мысли отзывались болью, руша что-то стабильное в сознании, надежное, от чего не хотелось отказываться.

Мурзин с интересом наблюдал за Мироновым. Таким он его не знал взвинченным, нетерпеливым. Видно, доканали его чрезмерные знания о тайнах мира сего.

- По-моему, ты хотел еще что-то сказать.

- Други мои дорогие, - обрадовался Миронов. - Да нынче сколько ни говори, все мало. Вот талдычат: победил, дескать, капитализм. Чепуха. Побеждает тот, у кого в руках средства зомбирования масс, особенно телевидение. И если мы хотим чего-то добиться, то сделать это можно, лишь используя те же средства. В нужный момент нужно дать такую информацию, от которой завопят все. Потом опомнятся, постараются заболтать или замолчать, но будет поздно.

- Любую заболтают, - уверенно сказал Маковецкимй. - Или докажут обратное.

- Доказывать - значит, саморазоблачаться.

- Нужны документы. У тебя они есть?

- Я знаю, где они есть. В бывшей ГДР была неплохая разведка.

- Вся госбезопасность ушами прохлопала, и только ты...

Маковецкий вдруг насторожился, прислушался. Стояла тишина, какая редко бывает возле озер. Где-то плеснулась рыба, что-то прошуршало в вершинах сосен, упала шишка или ветка, тихо шелестел, потрескивал костер.

- Что-то послышалось, - сказал он и встал. - Пойду донки проверю.