Убить перевертыша

- Не укатали тебя годы, - сказал Маковецкий. - Все ищешь приключений на свою задницу?

- Жадницу.

- Что?

- Соседский пацан так ее называет. Довольно-таки выразительно.

- Будет тебе выразительность, когда "Мерс" догонит.

Миронов засмеялся.

- Не догонит. Этот "жигуль" из нашего гаража. Списанный, правда, ну да все еще резвый.

Друзья помолчали. Невзрачные на вид машины для спецгаража делались по спецзаказу, двигатели на них ставились отнюдь не серийные, а такие, что при необходимости могли выдавать сверхскорости.

- А если все же догонит? Драться, что ли, будешь?

Драки никто из них не боялся. Но черные люди, разъезжающие на иномарках, не надеясь на свои кулаки, могли пустить в ход оружие. "Новые русские" считали пистолет столь же невинной принадлежностью человека, как, например, зубочистку.

- Скоро пост ГАИ, - сказал Миронов. - Гаишники страсть как любят беседовать с владельцами иномарок.

- Будешь жаловаться милиционеру?

- Зачем? Я даже не остановлюсь.

Гаишник, качавший права с водителем МАЗа, не успел среагировать на промчавшиеся мимо него "Жигули", не снизившие скорость, как полагалось перед постом ГАИ. Миронов видел, как он шагнул на середину дороги, явно раздумывая, преследовать нарушителя или "копейка" того не стоит? И тут мимо него с той же скоростью промчалась иномарка. Такого нахальства гаишник стерпеть уже не смог, он кинулся к своей машине, и через минуту гонка на просторном Рижском шоссе была в полном разгаре.

- Вот теперь можно притормозить.

Не включая, как полагается, правую мигалку, Миронов резко сбросил скорость и съехал на обочину. "Мерседес" тормозить не стал, поскольку у него на хвосте висела машина ГАИ, и тем дал возможность троим друзьям позубоскалить по поводу заносчивых кавказцев, которых не- просто провести, но очень легко завести.

- Черномазые от гаишника откупятся. А ты? - съязвил Маковецкий. Гаишник-то сейчас вернется.

- Он нас не найдет. Скоро поворот, так нам туда.

За поворотом был еще поворот, затем пыльная грунтовка, разрезавшая надвое обширное поле ржи, тихая деревня с полустертым дорожным знаком "Зотово" и наконец, луговина без каких-либо следов машин. Минут десять попрыгав по кочкам, "жигуль", кряхтя и завывая, взобрался по песчаному склону, затем легко сбежал вниз, навстречу неведомому сиянию, и замер меж сосен у невысокого обрывчика над неподвижной водой. До другого берега было не меньше полукилометра. Озерная гладь с зеркальной точностью отражала белые облака в голубом небе, плотную стену леса на другом берегу.

Некоторое время трое друзей молча созерцали это заколдованное царство, невесть откуда взявшееся в известном им захламленном мире.

Первым опомнился Миронов. По-хозяйски оглядел поляну над обрывом, измерил ее шагами, словно желал убедиться, вся ли она тут, в целости и сохранности.

- Ну, как? - спросил деланно равнодушно.

Молчание друзей вполне удовлетворило его.

- Тут мало кто бывает. Я это место давно приметил. - И, не дожидаясь восторженных отзывов, запрыгал на одной ноге, сбрасывая надоевшие джинсы. Сперва купаться!

Возражений не последовало, и через несколько минут все они по-мальчишески плескались, отплыв подальше от берега, чтобы не поднимать донную муть.

- Как в пионерлагере!

- Никаких Адриатик не надо!

- Был на Адриатике?

Маковецкий, вспомнивший южные моря, не ответил, и никто больше не переспрашивал его об этом. Тянуть за язык у разведчиков, даже и бывших, не принято.

- Пожить бы тут хоть недельку! - все восторгался Мурзин. - Поставить палатку...

- А чего? - обрадованно поддержал Миронов. - Времени свободного завались, детки не плачут...

- Я - пас, - сказал Маковецкий. - К дочке на свадьбу еду.

Опять замолчали, понимая, что впустую размечтались. Мечты, мечты! Сколько их было у каждого в долгих зарубежьях! Жили всегда чем-то, ни от кого не зависящим. Точнее, зависящим от обстоятельств, необходимостей, заданий абстрактного, обезличенного Центра. Такова была жизнь, определявшая привычки, от которых и теперь никуда не деться.

Потом они грелись у костра. Живым огнем грелись, напоминающим мальчишеские времена, и еще тем, что привезли с собой. Пестрая скатерть со старомодными кистями, которую Миронов, собираясь на этот пикник, отыскал в тещином шкафу, сейчас была поистине скатертью-самобранкой. Были тут и родная редисочка, и чужеземные бананы, по-домашнему толсто нарезанная колбаса-салями, сальце, поблескивающее жирными ломтиками, даже баночка настоящей паюсной икры. И водочка, конечно, и пластмассовые фляги черно-рыжих коммерческих напитков, и стопочки, взятые втихаря опять-таки из семейных кладовых. И были сказочные запахи - ароматный дымок шашлыка, кофе из домашнего термоса, фирменный коньячок.

Закат поджигал водную гладь, и она, в свою очередь, щедро заливала берег золотистым сиянием. Было сказочно красиво, было радостно, не хотелось ни о чем говорить, а только бы глядеть и слушать, как разливается по телу благостное тепло от выпитого, от безмерного покоя.

В кустах послышались голоса и на поляну вывалились четверо, явно туристы: кеды, штормовки, рюкзаки выше голов.