Однако существовала еще более притягательная тайна, затмевающая любую другую. Она выглядела обескураживающе простой, однако не поддавалась никаким человеческим потугам. Речь об отношении длины окружности к ее диаметру, которое долгое время спустя станет известно как число Пи. Поиск этого показателя занимал разум Главка в течение многих лет. Это превратилось в навязчивую идею, от которой не удавалось отвлечься даже во время продолжительных пиршеств или проверки состояния своих дел. Главк был типичным примером сибарита: толстый, прожорливый, изнеженный и очень богатый; однако ум его обладал уникальными свойствами, присущими скорее пифагорейскому учителю. Вот почему попытки приблизиться к показателю ввергали его в состояние ни с чем не сравнимого духовного наслаждения, связанного с приближением к величайшей тайне вселенной, которую только можно себе представить.
Со временем он обнаружил, что пифагорейцы тоже не умеют вычислять это отношение. Горько-сладкое открытие. С одной стороны, Главка огорчала невозможность соблазнить своим золотом пифагорейцев, чтобы те нарушили клятву и раскрыли тайну. С другой, если удастся раскрыть ее без их помощи, он окажется выше самого Пифагора, и обещание великого катарсиса [23]
, которое он угадывал, изучая это неуловимое отношение, станет реальностью. Это вознесет его, пусть даже на один-единственный миг, до божественной сферы.Полтора года назад его страстная натура качнулась в противоположную крайность. Однажды солнечным утром среди товаров невольничьего рынка он обнаружил Яко, излучавшего невинность и чувственность. Он купил его, не торгуясь, и сделал центром своей жизни, отодвинув математические интересы — все эти сомнительные и разочаровывающие обещания — в категорию второстепенных.
Они с Яко слились в долгом и счастливом экстазе. Жизнь состояла в том, чтобы плыть по небу его глаз или теряться в его алебастровой коже. Главк достиг совершенного блаженства, которое казалось вечным. Вот почему измена и потеря Яко ударили по нему с такой силой. Это сбило его с толку, он начал сходить с ума и постепенно убеждался, что самоубийство — отличная альтернатива, к тому же, похоже, единственная. Эта мысль, окутанная туманами вина и тоски, витала в его голове уже несколько недель, и он готов был сдаться.
Однако один лишь взгляд на статую Зевса произвел в его внутреннем мире новое изменение. Неутоленная страсть, скопившаяся в душе, закипела, прорвала сдерживающие ее границы и смешалась со старыми навязчивыми идеями. Туман рассеялся, унесенный вихрем ясновидения, и Главк понял, что жизнь снова обретает смысл. Стоило возродиться старой цели, и все его существо преисполнилось бесконечной решимости. Сомнений больше не было. Путь поведет его ввысь, и его кульминация принесет величайшее удовлетворение.
Все еще стоя перед статуей, Главк закрыл глаза, ослепленный ясностью нового видения. Он изнывал от экзистенциальной тоски, от настоятельной потребности посвящать каждую секунду жизни достижению своей цели.
«Я должен любой ценой овладеть тайнами, в которых мне до сих пор отказывали», — пообещал себе Главк.
Пи