Убить Сталина. Реальные истории покушений и заговоров против советского вождя

Приступаю к этой главе не без внутреннего содрогания. С темой заговора Тухачевского я в той или иной степени связан почти четверть века. Прочитал многое из того, что было опубликовано в СССР и современной России, русской эмиграции и мировой печати тех лет. Появлявшиеся рассекреченные документы заставляли по-новому смотреть не то что на отдельные нюансы, но иной раз и на всю историю целиком. Существовал заговор или не существовал? Планировали убить Сталина или нет? По этому простому вопросу никакого консенсуса в обществе за последние годы не произошло. Сторонники Сталина уверены, что заговор был, и гневно клеймят маршала-предателя. Либерально настроенные граждане с этим категорически не согласны, при этом также не пылая особой любовью к Тухачевскому. Они ежедневно сходятся в ожесточенных схватках в Интернете, строго соблюдая традицию.

Вы никогда не пытались проследить, как менялось отношение в обществе к тем событиям? Поверьте мне, это невероятно увлекательно. Своей бесконечностью это напоминает латиноамериканский сериал. В 1937 году объявили, что герой Гражданской войны маршал Тухачевский оказался подлым врагом. Страна согласилась и потребовала сурово наказать негодяя, что и было оперативно исполнено. С тем и жили без малого двадцать лет, пока в 1956 году новый Генеральный секретарь КПСС Никита Хрущев не взялся бороться с культом личности и его последствиями.

Дело Тухачевского стало одним из ключевых аспектов начавшейся в обществе десталинизации. Стране объявили, что Михаил Николаевич был гений, каких до него не видел свет, и лишь его подлое убийство позволило мотоциклистам из дивизии СС «Мертвая голова» в 1941 году въехать в Химки. Граждане СССР привыкли слепо во всем доверять мудрому мнению родной партии и потому немедленно согласились с новой оценкой. По стране пронесся вал всенародного прославления Тухачевского. Как и всегда в таких случаях, без малейшей попытки критического анализа. Партия сказала, что был он гением, – не нам спорить с этим!

После отставки Хрущева наступила эпоха застоя и в возвеличивании маршала. Нет, его, как и прежде, превозносили до небес, но уже не столь всенародно и без стихийного энтузиазма масс. Но зато в годы перестройки с лихвой наверстали упущенное. Редкая неделя проходила без статьи в одном из центральных изданий про гениального полководца и ничтожного параноика Сталина, истребившего весь цвет РККА. Думаю, что не ошибусь, если скажу, что многие советские школьники той эпохи могли без запинки произнести фамилии всех казненных вместе с Тухачевским гениев военной мысли. И не просто фамилии, а еще и со званиями.

М. Н. Тухачевский, 1920 год.

Я хорошо помню то эпическое время. Сам с пионерским азартом на уроках политинформации и переменах рассуждал про подлейшее в мировой истории истребление светочей стратегических и тактических решений, титанов мысли и дел: командармов 1 ранга Якира и Уборевича, командарма 2 ранга Корка, комкоров Эйдемана, Путну, Фельдмана, Примакова, армейского комиссара 1 ранга Гамарника. И, конечно же, маршала Тухачевского. Что ни имя, то легенда Гражданской войны, гордость Рабоче-крестьянской Красной Армии. Символы славных побед над белогвардейцами и Антантой. Опора всего мирового пролетариата. Это словно о них писал основательно позабытый сегодня Эдуард Багрицкий: «А в небе над толпой военной, с высокой крыши, в дождь и мрак, простой и необыкновенный, летит и плещет красный флаг».

Потом наступили лихие 90-е годы. На волне распада страны и последовавшего постоянного национального унижения многие взялись переосмысливать сталинскую эпоху. Искали в ней утешения и благополучно находили. А потом ускоренным темпом неслись к чистой, как слеза комсомолки, абсолютной апологетике 30-х годов. Для этих людей Иосиф Виссарионович стал во всем и всегда правым, а Тухачевский, по их мнению, был жалким наймитом иностранных разведок. Не очень понятно, правда, каких именно, но кого и когда останавливали подобные пустяки, если все и так предельно ясно? С таким подходом к тем событиям мы и пришли в наше время. Привычно и отчасти счастливо продолжаем жить в знакомой парадигме «предатель – жертва произвола».