– Нам до тебя далеко, – Женя выпил водку и продолжил: – «Насобачился» еще в Японии да в Китае, да и на фронте времени не терял… Одно слово – военная косточка. А вот родных своих защитить не сумели. Одно осталось – отомстить.
Осознавая правоту Жени и злясь за это на него и на себя, Михаил, желая пресечь ненужные излияния выпившего Женьки, резко хлопнул ладонью по столу:
– Хватит… Если вы со мной, завтра выезжаем на Дон к Деникину. Начальником контрразведки у Деникина полковник Орлов – старый друг и ученик моего отца. Без связи с московским подпольем нам не обойтись, а нам нужно выйти на настоящего главу и организатора «комиссии по экспроприации»… да и следы Свиридова нужно откопать, этот гад не должен уйти. В общем, пока вас не было, я подготовил документы и обмундирование. На Дон сейчас пробиться практически невозможно – везде стоят красные заслоны. Поэтому вот ваши «легенды», к утру чтоб знали наизусть, – проверю. И вот еще что, – Михаил выложил три широких, из тонкой кожи пояса, – здесь по пять тысяч рублей в золотых червонцах. Где не решат дело сила и хитрость, там могут решить деньги. Все, с выпивкой заканчиваем – рано утром в путь.
Глава 3
– Ну что там опять случилось? – Недовольно ворча, командир отдельного кавалерийского полка, полковник Владимир Иванович Белов вышел на крыльцо.
Его полк, после тяжелых боев выведенный на переформирование, был расквартирован в станице Милютинской. Казаки в ожидании ближайшей отправки на фронт распустились окончательно. То устраивают пьяный дебош, то задевают местных баб, то вообще устраивают грабеж в уезде. Офицеры от скуки устраивают попойки, допились до дуэлей – крови на фронте им мало. Поэтому ничего хорошего от криков «Ваше благородие, ваше благородие» полковник не ожидал. Каждый раз его вызывали для разрешения очередного конфликта.
– Ну что там опять? – еще раз переспросил полковник.
– Ваше благородие, – вахмистр, козырнув, доложил: – В штаб привезли троих подозрительных. Одеты в кожанки, но говорят, что их благородия. Да и по разговору, похоже, барчуки.
Полковник, накинув китель, прошел пешком в здание штаба: благо, он находился недалеко, в здании управы. Еще издалека Белов узнал в одном из трех человек, охраняемых казаками, своего знакомого по юго-западному фронту – штабс-капитана Муравьева.
– Ба, ваше сиятельство, – приветствовал он князя. – Какими судьбами в наши-то пенаты?
Он обвел руками окружение и, обнимая Михаила, сказал своему адъютанту:
– Это наши.
Михаил, представив своих друзей, вкратце рассказал о своих злоключениях и о желании как можно быстрее попасть в Ростов, к полковнику Орлову. Белов, слегка поморщившись (неприязнь к контрразведчикам он никогда не скрывал), обещал помочь. Но это будет завтра… А сегодня он их никуда не отпустит.
После непременной бани был накрыт стол в горнице дома, в котором обитал командир полка. В окружении штабных офицеров, под казацкую самогонку-первак да под дары Батюшки Дона полились фронтовые воспоминания прошлых лет, которые постепенно перешли на события настоящего времени. И с каждой поднятой чаркой, с каждым произнесенным тостом вместо ожидаемого веселья Михаил наблюдал, как лица офицеров становились мрачнее и суровее.
– Всю Россию шомполами перепороть, всех жидов вместе с товарищами – на фонарные столбы… Каждого второго пролетария к стенке, а остальных – к станкам приковать, чтоб пахали день и ночь – на хлебе и воде, а лучше, чтоб вообще только на воде, – орал какой-то занюханный офицерик, – тогда им не до марксистских теорий будет!..
Офицерик продолжал нести еще какую-то околесицу. Разговоры других офицеров мало чем по смыслу отличались от речи этого оратора. Все содержание сводилось к глаголам: перепороть, перевешать, перестрелять. Михаилу стало скучно. Взглянув на кислые лица своих товарищей, которым, по-видимому, тоже надоела эта гулянка, он выбрался из-за стола и вышел на подворье.
– Ты их прости, капитан, – услышал Михаил голос вышедшего следом за ним Белова, – большинство из них – простые казаки, кровью заработавшие офицерские погоны. А сейчас пошла такая мясорубка – брат на брата, сын на отца идут… Я сам видел не раз такую бойню… Зубами глотки рвут.