Убить волка (СИ)

— Когда мы с тобой начнем боевые действия, в столице неизбежно последуют перемены. Чан Гэну не следует перенапрягаться, изводя себя думами. Кроме того, рано или поздно это должно было со мной произойти. Не хочу, чтобы его отвлекала моя небольшая оплошность. Кроме того, мне действительно нужен был надежный и гибкий человек, чтобы справиться с той миссией, что я поручил сяо Цао, — сказал Гу Юнь. — Старик во главе армии противника возомнил себя мастером по ведению морских сражений? Так я покажу ему, в чем разница между генералом и маршалом.

Шэнь И раздирали противоречивые чувства. С одной стороны как ветерану Черного Железного Лагеря ему искренне хотелось выполнять приказы своего командира и при необходимости отдать за него жизнь, с другой — тошнило от бесстыдного бахвальства Гу Юня, аж мурашки поднялись от возмущения. Он только и мог, что жалобно взмолиться:

— Цзыси, даже если ты ослеп, можешь хотя бы использовать обычный монокль?

Гу Юнь облачился в броню и приготовился к патрулированию лагеря. Даже если он плохо видел, привычка ежедневно лично объезжать лянцзянский лагерь никуда не делась.

— Нет уж, — нахально ответил он. — Я желаю пойти по стопам Лань Лин-вана [2].

Тогда Шэнь И решил, что этот ублюдок перевёл его сюда не для моральной поддержки, а чтобы было над кем издеваться!

Цао Чуньхуа с момента своего прибытия в Цзяннань написал Чан Гэну всего один раз. Доложил, что маршал Гу занят в основном делами военными и постоянно дразнит господина Шэня, а так все в порядке. Больше вестей от него не было. Чан Гэн не знал поручил ли Гу Юнь его другу какую-то миссию или тот за весельем позабыл о Шу [3]. Вспомнив его горячую страсть к мужчинам, Чан Гэн не мог ему не завидовать, но, с другой стороны, он вздохнул с облегчением... Отсутствие новостей порой лучшая новость. Раз Цао Чуньхуа мог себе позволить целыми днями развлекаться в компании красавцев, значит, Ляо Жань был прав и Гу Юнь справляется со своей задачей.

Тем временем Чэнь Цинсюй приехала в столицу как раз к Празднику двойной девятки [4].

Чан Гэн больше месяца безвылазно провел в Военном совете, трудясь не покладая рук. Впервые за долгое время он на полдня отпросился, чтобы вернуться в поместье поприветствовать долгожданную гостью.

С тех пор как Гу Юнь впервые в письме сообщил ему, что нашел копию «тайного искусства богини», принадлежавшую Цзялаю Инхо, Чан Гэн с нетерпением ждал результатов исследования. Он напоминал самому себе древнее злое божество, влачившее жалкое существование в этом бренном мире, которому сказали, что он способен вновь стать обычным человеком. Однако после возвращения в столицу Чан Гэну пришлось с головой уйти в борьбу с политическими противниками, где он словно ходил по натянутому канату. Сил не оставалось, чтобы беспокоиться о чем-то другом. Только встреча с Чэнь Цинсюй напомнила ему об этом.

Чэнь Цинсюй не привыкла церемониться или врать. Не успели они обменяться приветствиями, как она сразу выпалила:

— Это можно вылечить.

Ее слова заставили Чан Гэна надолго замереть на месте, затаив дыхание. Когда ему стало трудно дышать, он наконец выдохнул и спокойно уточнил:

— Разве можно излечить тяжелую болезнь, пустившую корни еще в утробе матери?

— Да, — кивнула Чэнь Цинсюй.

Скрытые широкими рукавами парадных одежд руки Чан Гэна сковала сильная дрожь, но голос его звучал спокойно и уверенно:

— Говорят, что злое божество появляется в результате слияния плоти и крови двух детей. Почти с самого рождения во мне боролись две личности, как... Сможет ли барышня Чэнь их разделить?

На губах барышни Чэнь расцвела редкая улыбка:

— На это потребуется время и боюсь, что Вашему Высочеству придется немного потерпеть.

Сердце Чан Гэна от волнения забилось в горле:

— А Цзыси...

— Среди записей с тайным искусством богини встречались похожие случаи, но подход варваров сильно отличается от нашего, — ответила Чэнь Цинсюй. — Мне еще многое надо проверить, придется вам подождать, пока я тщательно во всем разберусь.

Чан Гэн сделал глубокий вдох. Сердце билось так часто, что, казалось, выпрыгнет из груди. Ненадолго он позволил себя забыться и развернулся, чтобы немедленно дать Гу Юню знать о своем открытии. Сделав всего два шага, он замер. Чан Гэн похлопал себя по лбу и подумал: «Вот бестолочь. Нельзя ему о таком сообщать. Не зря говорят, что клинок на поле боя слеп. Стоит ему ненадолго отвлечься, кто знает, к чему это приведет?»

Поскольку ему не с кем было разделить свою радость, четвёртый принц Ли Минь втайне совершил один крайне смущающий поступок. После того, как он помог барышне Чэнь устроиться, он ночью вернулся в поместье Аньдинхоу, зашел в спальню Гу Юня и написал ему письмо. Вот только, когда тушь высохли, Чан Гэн не стал его отправлять, а положил под подушку.

Поскольку это не помогло утолить его тоску, он достал все письма, что Гу Юнь ему писал, которые Чан Гэн он бережно хранил. Лежа в постели, Чан Гэн вспоминал все приятные слова, что Гу Юнь когда-либо ему говорил, и представлял, что Гу Юнь мог бы ему ответить на неотправленное письмо.