— Пока в столице люди приветствовали и чествовали меня, я желал лишь твоего благополучного возвращения домой. Мне хотелось показать тебе железную дорогу, строительство которой скоро закончат. Хотелось о стольком с тобой переговорить, вернуть и пришить обратно тот лоскуток. И что дальше? — мягко спросил Чан Гэн, всё крепче сжимая его руку. Он опустил взгляд на его бледную кисть. — Могу ли я еще надеяться, что дождусь нашей встречи?
Гу Юнь не знал, что на это сказать, его словно пронзили стальные иглы.
— Ненавижу тебя, — сказал Чан Гэн. — Смертельно тебя ненавижу, Гу Цзыси.
Он подавлял эту мысль в своем сердце с тех пор, как Гу Юнь бросил его в поместье Аньдинхоу и тайком сбежал на северо-запад. После этих слов его обычно мучили приступы Кости Нечистоты.
Теперь же после продолжительного и болезненного лечения ему удалось практически полностью избавиться от Кости Нечистоты. Поскольку ему не нужно было подавлять свои чувства, он мог открыть свое сердце.
Внезапно Чан Гэн сдался, впервые сойдя с выбранного еще в детстве пути «скорее проливать кровь, чем лить слезы» [2].
В маршальском шатре император, что ещё недавно хвалился генералам, что будет сражаться с ними наравне, горько рыдал.
Примечание:
1) Чан Гэн впервые говорит о себе, как императоре, используя традиционное обращение "мы".
2) Отсылка к моменту в 26 главе, где Чан Гэн решает не плакать, а пустить себе кровь
Глава 128 «Конец и новое начало»
Гу Юнь потерял дар речи. Ему хотелось раскинуть руки и обнять Чан Гэна, но ни один из них не мог сдвинуться с места. Оставалось молча сидеть рядом и ждать, пока Чан Гэн выплачется, выплеснув копившуюся годами боль.
К сожалению, судьба не благоволила новому императору. Он не мог позволить себе даже наплакаться вдоволь. Не успел он прорыдаться, как земля сильно задрожала — рядом раздался мощный пушечный залп, а следом резкий свист.
Только Чан Гэн повернулся спиной ко входу, как в шатер ворвался гонец в броне Орла:
— Великий маршал, вражеская оборонительная формация разрушена! Мы взяли флот Запада в кольцо!
Кончики пальцев Гу Юня были влажными от слез Чан Гэна. Он невозмутимо сжал руку и кивнул:
— Понятно. Действуйте согласно плану. Прижмите их.
Едва гонец ступил на землю, как пора было разворачиваться и лететь обратно.
Когда Орёл ушёл, Чан Гэн рискнул повернуться к Гу Юню. Слёзы на его лице ещё не высохли, и оттого выглядел Чан Гэн довольно жалко. Гу Юнь не в силах был это выносить. Совершенно обезоруженный он ласково попытался его утешить:
— Чан Гэн, подойди, я утру твои слёзы.
— А понежнее как-нибудь нельзя? — попросил Чан Гэн.
Гу Юнь вздохнул и решил прислушаться к его просьбе. Понизив голос, он сказал:
— Любимый, иди ко мне, и я соберу губами твои слёзы.
От злости Чан Гэн аж потерял дар речи.
Пользуясь его замешательством, Гу Юнь попытался встать с кровати. Ему тяжело было прямо держать спину. Когда Гу Юнь всё-таки сумел подняться, стальная пластина между ног с грохотом стукнулась о край небольшой кровати. Рана на шее показалась из-под повязки, а растрёпанные волосы упали на плечо и зацепились за длинную цепочку от монокля.
— Ты что творишь?! — воскликнул Чан Гэн.
Он подошел ближе, пытаясь удержать Гу Юня на месте, но тот неожиданно воспользовался этим, чтобы сжать его в объятиях.
От усердия на лбу Гу Юня выступила испарина. Почти всем своим весом он опирался на Чан Гэна. Дыхание перехватило, их разделяли лишь сковывающие тело стальные пластины. Он вздохнул, неспешно прикрыл глаза и погладил Чан Гэна по спине, прошептав:
— Дай мне тебя обнять. Я ужасно соскучился. Можешь потом обижаться или ругаться, сколько влезет, я и слова не скажу, договорились?
Стоило Чан Гэну немного успокоиться, как на глаза опять навернулись слезы. Он не удержался и вновь обнял Гу Юня за талию. Ему показалось, что обрывок пояса значил гораздо больше, чем само письмо.
— Я...
Окончание фразы утонуло в бешеном артиллерийском обстреле.
Гу Юнь слегка повернул голову и поцеловал Чан Гэна. На этот раз он сдержал обещание и собрал все его слёзы до единой, почувствовав лёгкий привкус горечи. Побледневшие губы Чан Гэна задрожали — то ли от боли, то ли от счастья, то ли от злости. Гу Юнь ненадолго замер и языком раздвинул его губы.
Чан Гэн еще крепче обнял его за талию...
... К несчастью, ему не удалось в полной мере насладиться сладостью поцелуя: снаружи опять раздался громкий свист Орла — даже полуглухой легко его услышал.
Чан Гэн замер.
Да сколько можно!
Ради схватки с Западом мобилизовали множество талантливых офицеров, практически вся военная элита Великой Лян ринулась в бой. Неужели эти болваны не могли обойтись без того, чтобы с любой мелочью бегать за советом в маршальский шатер?
Или всё же ошибся император, решивший, что можно дать волю слезам и уединиться в постели с главнокомандующим армией во время артиллерийского обстрела?
Черный Орел вбежал с докладом: