На скамейке во дворе кто-то оставил газету. «САМЫЙ ЖАРКИЙ ИЮЛЬ В ИСТОРИИ», – извещала первая страница. На помещенной тут же фотографии сотни людей плескались в грязных водах Серпантина, как будто это был Лазурный берег. Чем ближе к реке, тем заманчивее представлялась перспектива раздеться и сигануть в воду. Я остановилась на мосту и, прислонившись к перилам, долго смотрела на катящий внизу поток. Обнажившаяся полоска берега, черная лента ила, была усеяна битым стеклом и пестрыми картонками из «Макдоналдса». Дряни в этой воде хватало с избытком: желтушный лептоспироз, сальмонелла, может быть, даже гепатит В. Я села за столик и заказала апельсиновый сок со льдом, а когда развернула газету, в глаза бросился еще один заголовок: «ЖЕСТОКОЕ НАПАДЕНИЕ НА НИКОЛЬ МОРГАН». Коллеги Морган по пиар-цеху поспешили ей на помощь. С фотографии на читателя смотрела она сама – в шикарном платье, еще до нападения, а в заметке говорилось о ее твердой решимости не оставлять карьеру из-за полученных ран. Женщина, сидевшая за столиком напротив, с увлечением читала эту же статью. На ее лице застыло напряженное выражение, будто она обнаружила, что ее имя значится следующим в списке Убийцы ангелов. Я достала телефон и позвонила Пирнану.
– Не может быть, снова вы! – Он сдержал смешок, словно я была постоянным источником веселья. – Придете сегодня в галерею?
– И там будет много анорексичных женщин в черных платьях?
– Конечно. Это же закрытый показ, чего еще вы ожидаете?
– Тогда я надену что-нибудь цветное.
– И правильно сделаете. Это же уик-энд – будем веселиться, и к черту правила!
Я допила сок и побрела домой, но к восьми часам уровень беспокойства опять пошел вверх, а за левым глазом запульсировала боль. Снова и снова я пыталась убедить себя, что это не свидание, а всего лишь посещение галереи с новым другом. Не помогало. Зеркало в спальне показывало худощавую женщину в желтом платье, которой срочно требовался выходной. Я собрала волосы в шиньон и едва ли не выволокла себя за дверь.
Через четверть часа автобус уже доставил меня на Корк-стрит. Когда-то, в первое время после переезда в Лондон, мне нравилось бродить по галереям. Тогда я видела в них вершины изящества и утонченности и полагала, что все замечательные, прекраснейшие и умнейшие люди города обитают в этой узкой полосе между Бонд-стрит и Сохо и проводят время в магазинах на Саут-Молтон-стрит, где покупают самые изысканные наряды. Теперь я видела их другими. Они оставались такими же красивыми и бывали в тех же барах, но уже не пугали.
Галерея Брутона кишела покровителями искусств. Мужчины выглядели вполне упитанными и преуспевающими, женщины же осторожно, маленькими глоточками потягивали вино, беря на заметку каждую калорию. Пирнан пришел раньше и уже изучал какой-то каталог. Льняной костюм болтался на нем, как на вешалке. Увидев меня, он заметно обрадовался, и я даже подумала, что вот сейчас он поцелует меня в щеку, но этого не случилось. Он подошел так близко, что я видела золотые блестки вокруг его зрачков.
– Ваш вердикт картинам? – спросила я.
– Если откровенно, то даже не представляю, что сказать. Я вас только для того и пригласил, чтобы поразить своим интеллектуализмом.
– То есть вам это не интересно?
Эндрю усмехнулся и тряхнул головой. Прядь волнистых волос упала ему на лоб.
– Недавно им пришлось проводить благотворительный аукцион, так что теперь моя очередь пойти навстречу.
К нам пробился пожилой мужчина, судя по манерам, владелец галереи. Из его нагрудного кармана свисал, будто дополнительный язык, розовый платок.
– А вы, должно быть, и есть знаменитая Элис. Много о вас слышал. – Он долго жал мне руку, а потом многозначительно улыбнулся моему спутнику и отвернулся – польстить очередному гостю.
Пирнан заметно смутился.
– Может, осмотримся? Вам будет легче оценить степень моего невежества.
Мое внимание привлекла пестрая бабочка в небольшой рамке, но основная часть публики собралась возле противоположной стены, возле серии эстампов. Подсвеченные розовым и зеленым неоновым светом, там растянулись выложенные долларами дорожки.
– Одинаковые, – прокомментировала я. – Это Уорхол?
Эндрю заглянул в каталог и кивнул.
– Вы не поверите, сколько они стоят.
– Сколько?
– Несколько сотен тысяч каждая.
– Это неприлично. – Голова у меня разболелась сильнее – должно быть, от вина. Обычно я не сужу людей по тому, на что они предпочитают тратить собственные деньги.
– Что-то не так? – забеспокоился Пирнан.
Я повернулась к нему.
– С чего начать? У попечительского совета нет денег для моих групп по управлению гневом. Дети в городе страдают рахитом из-за недостаточного питания. А между тем банкиры помогают только себе самим. Невероятно, что люди могут тратить такие деньги на клочок бумаги.
Эндрю уставился на меня большими глазами.
– Это самая длинная ваша речь из всех, что мне доводилось слышать.
– Извините. – Я неловко рассмеялась. – Наверное, полицейская работа так на меня действует.
– Думаю, вы правы. Меня тоже начинает тошнить от нашего финансового мира. Поэтому я и ушел.
– Вы ведь знаете кого-то в банке «Энджел»?