Убивая ангелов

От цветов я избавилась в субботу – а до этого старалась не заходить в кухню без особой необходимости, хотя запах гардений был настолько сильным, что мне было трудно дышать. Оставляя цветы в мусорном ящике, я ощутила укол вины, хотя и понимала, что так нужно. Хочешь идти дальше – не зацикливайся. Я надеялась, что мое оцепенение продлится до задержания преступника, но занять себя хоть чем-то оказалось нелегко. Я дважды прочитала последнюю распечатку ХОЛМС, выискивая возможные зацепки, но так ничего и не раскопала. Поиски можно было бы сравнить с попыткой сложить дом из кирпичей разного размера, но и не думать обо всем этом не получалось. О том, чтобы смотреть телевизор, не было и речи – стоило только сесть, как мысли устремлялись на Ломбард-стрит.

У меня был лишь один способ сохранить спокойствие. Вообще-то, я терпеть не могу стричься, но иногда сама удручающая скука этой процедуры действует расслабляющим образом. Стилист в салоне на Элизабет-уэй из вежливости промолчала, увидев мои секущиеся концы. Под безжалостным светом лампы вид у меня был измученный и нездоровый. Другие посетительницы вовсю обсуждали детали своей любовной жизни и финалисток танцевального конкурса. Из салона я вышла с сияющими дорогими волосами и вакуумом в том месте, где обычно кружили мысли.

У витрины газетного киоска в глаза бросился заголовок – «БАНК «ЭНДЖЕЛ» ПРЕКРАЩАЕТ БИРЖЕВЫЕ ОПЕРАЦИИ». Я тут же купила «Индепендент». Интересно, что почувствовал убийца, узнав о падении банковской империи? Статья оказалась малоинформативной: из нее следовало лишь, что Совет по ценным бумагам и фьючерсам отозвал у банка лицензию и что соответствующие органы занялись расследованием «серьезных нарушений». Разумеется, репутация банка серьезно пострадает, а сам он, возможно, и не откроется больше. Почему-то вспомнился Хенрик Фрайберг. Долгие годы ему приходилось терпеть самоуверенность и зазнайство босса, и теперь он, по крайней мере, вздохнет свободно. По дороге домой я подумывала зайти в кофейню, но перспектива попасть в веселую компанию заставила меня отказаться от этой мысли.

В прихожей я в какой-то момент поймала в зеркале свое отражение – волосы плавно скользили по плечам, в кои-то веки я выглядела презентабельно. За спиной стоял, одобрительно улыбаясь, Эндрю. Я резко повернулась, и он исчез. На какое-то время я просто застыла с взметнувшейся к губам рукой.

К вечеру я выскоблила пол в ванной, протерла книжные полки и уничтожила, наверное, всех обитавших в квартире микробов. Телефонный звонок застиг меня сидящей на полу в полном изнеможении. Женщина на другом конце линии несла какой-то бред. Мозг мой работал так медленно, что я не сразу узнала задыхавшуюся от волнения Лолу.

– Получила роль! Я ее получила! – радовалась она. – Целых три эпизода «Жителей Ист-Энда»!

Я пробормотала какие-то поздравления, но, должно быть, недостаточно убедительно.

– Что случилось, милая? – заволновалась моя подруга.

– К тебе можно приехать, Ло?

– Ну конечно! Буду ждать.

Лолу не проведешь. По крайней мере, мне это никогда не удавалось – она замечает даже малейшую фальшивую нотку в моем голосе. Обычно подруга бросается мне навстречу и обнимает, но на этот раз она просто стояла на пороге своей студии на Боро-роуд, беспомощно опустив руки. Я прошла за ней в крохотную комнатушку и упала на диван. А потом сказала, что случилось, и у нее глаза полезли на лоб. Пока я излагала подробности, Лола держала меня за руку и выискивала на моем лице признаки опасности.

– Невероятно… – прошептала она. – И что за больной ублюдок мог такое сделать?

Пока подруга готовила чай, я оглядела студию. Двенадцать квадратных футов, с круглосуточным заведением внизу. Каждую ночь Лола засыпала под ругань пьянчужек из-за дорогущего пива. Единственный плюс заключался в низкой цене – квартиру подруге сдал знакомый актер, получивший работу в Нью-Йорке. Пораженные плесенью стены прятались за постерами «Уэст-Энд шоу». Звездный состав «Матильды» лучезарно улыбался со стены над дымоходом, и, глядя на них, хотелось верить, что жизнь – одно долгое чудо. Лола провела рукой перед моим лицом, будто проверяла зрение.

– Ты ведь сейчас не здесь? – спросила она.

– То есть?

– Ты в пузыре. Держу пари, даже не плакала.

Я покачала головой. Может быть, именно эта моя неспособность расслабиться, дать волю чувствам и расстроила Лолу, но стоит ей начать, и остановить ее уже невозможно. Плакать она может бесконечно и по любому поводу, и мне не оставалось ничего другого, как только обнять ее за плечи и ждать. Через какое-то время она немного успокоилась, но глаза ее потемнели по меньшей мере на два тона, а ослепительная улыбка погасла.

– Это ты должна плакать, а не я, – пробормотала она.

– Приходится держаться. Я должна выяснить, кто это сделал.

– Я тебе помогу, Эл. Только скажи, что нужно.