Убойная фарцовка

По ходу экскурсии Уланов ознакомился с фирменным пылесосом «Филипс». Потом с новой магнитолой «Шарп-777», сверкающей стальными боками, красующейся четырьмя динамиками, переключателями, регуляторами звука. Эти двухкассетники, обладавшие фантастическим звучанием, были недоступной мечтой советского человека. В комиссионках они стоили по две с половиной – три тысячи рублей. Правда, справедливости ради, в тех же США они тянули на пять сотен долларов.

Апофеозом экскурсии явился момент, когда Володька провел друга в маленькую комнату и небрежно кивнул:

– Вот, из последней поездки привез.

На низкой тумбочке стоял сверкающий пластмассой и полированным деревом ящик цветного телевизора «Панасоник». А рядом с ним устроилась серебристая плоская коробочка.

– Ну, ничего себе, – присвистнул Уланов. – Видак, что ли?

– Кассетный, – Вовка кивнул на маленький столик в углу, на котором были аккуратно сложены коробочки с надписями «Сони», «ТДК». – Лентами в мире уже давно не пользуются.

Не то чтобы Уланов из пещеры вышел – видеомагнитофоны он видел пару раз, как правило, когда задерживали воров, обчистивших богатые квартиры. Видаки начали свое шествие по СССР год назад и являлись предметом нереальной роскоши. Как правило, это были массивные, солидные машины. Этот «Панасоник» был относительно компактным и каким-то на вид суперсовременным.

– Вот пульт дистанционного управления. – Володька продемонстрировал небольшую черную коробочку, нажал на кнопку. Загорелся экран телевизора. Следующее нажатие – на экране появились какие-то скачущие психопаты в кимоно, визжащие «кия».

– Дай попробовать, – не удержался Уланов.

– Вот стоп, быстрая перемотка.

Уланов нажимал на кнопки и не мог оторваться. Чудо техники. Не надо ждать полгода, когда по телевизору покажут любимый фильм. Щелкнул кнопкой – и нате, возьмите.

Уланов смотрел на продукт высоких японских технологий и видел совершенство форм и функций. Плавно въезжает кассета, становясь на место с каким-то уютным, уважительным щелчком, без такого привычного для советской техники затворного лязганья. Серебристый пластик корпуса так и призывает, чтобы его погладили, чтобы им любовались. Клавиши просятся, чтобы их нажали. Яркие насыщенные цвета на экране били по глазам, особенно после черно-белого «Темпа» Улановых. Это какая-то другая цивилизация. Это будущее из фантастических книжек.

– Неплохая вещь, – небрежно бросил Володька. – Мне тут за телевизор и видео один знакомый семь тысяч предлагал.

– Сколько?

– Семь. Но можно и подороже продать.

– И что ты?

– Отказался. Что я, нищий, что ли?

Семь тысяч как раз стоила двухкомнатная кооперативная квартира. Или «Жигули» третьей модели. И платить такие деньги за игрушку – это чем-то походило на то, как у индейцев скупали за бусы золото. Впрочем, за границей эта техника стоила пока тоже не дешево, и позволить ее себе могли далеко не все.

– Что нам нужно, чтобы делать такие вещи? – вздохнул Уланов, откладывая с сожалением пульт.

– Пяток заводов, которые мечтают осчастливить потребителя и знают, что если что не так – они обанкротятся.

– А иначе как?

– А иначе никак. Живительная сила конкуренции. Оружие, тяжелая промышленность – это международная конкуренция, тут мы на первом месте. А шмотки, обувь и телевизоры – согласись, зрелище жалкое.

– Ну… Соглашусь…

– И вообще, русские умеют делать большие вещи – турбины и пароходы.

– И что?

– А то, что шмотье и бытовая техника у них будет лучше всегда.

– А у нас?

– А у нас в квартире газ, – вспомнил Владимир пришедший не к месту в голову детский стишок. – Давай лучше выпьем…

Застолье удалось. Салат «оливье» и сочные отбивные перемежались с диковинными импортными колбасами, сырами. Итальянское вино и шотландский виски добавляли градусов.

Дети быстро исчезли листать комиксы. А вскоре из маленькой комнаты донеслись крики, выстрелы – это они включили фантастический фильм «Звездные войны», покоривший Запад и заклейменный отечественной прессой как элемент пропаганды агрессивного империализма и запугивания трудового народа. Уланов сам был не прочь его посмотреть.

Вовка был в своем репертуаре. Вещал про Париж, аэропорт Орли, где они были пролетом и их даже пустили в город. Про африканские нравы. Про сказочную жизнь в торгпредстве, где он провел уже четыре года. При этом градус самодовольного просветительства начинал зашкаливать, пока Лена не махнула рукой:

– Распушил хвост, как павлин. А знаете, приедается все через две недели. Все эти иномарки, витрины. Кока-кола. Мишура. Оглядываешься – а ведь ты в нищей стране, где часть людей с голоду мрет. Сколопендры к тебе в раковину заползают размером с полруки. Жарища дикая, так что о снеге мечтаешь. И все чужое…

– А Париж? – мечтательно вздохнула Катя.

– То же самое. Нищие на тротуарах спят – для нас это дичь. А для парижан обыденность… Эйфелева башня бестолковая, центр Помпиду страшный. И еще эти бродяги везде.

– И видаки с джинсами, – кивнул Уланов.

– И видаки, – кивнула Лена и добавила неожиданно: – А еда у них красиво упакованная, но невкусная. Сплошь химия…