— Я думаю, после того, как они узнали, что каждый из нас мог свободно войти в любой из номеров, потому как ключи можно без проблем снять со стенда, они нас всех подозревали. Недаром же они расспрашивали про нас тех нудистов с пляжа! И фотографировали не просто так. Наверняка потом всех опрашивали и показывали наши фотографии, чтобы те подтвердили наше алиби, ведь ты же помнишь, офицер сказал, что этот злосчастный бедолага погиб как раз во время нашего конкурса. Но так как мы — люди заметные, призы там разные навыигрывали, да и просто блеснули своими фигурами, наверняка нас запомнило много людей. К тому же на пляже нас тоже многие фотографировали, может быть, полиции даже показали эти фотографии. Я думаю, им пришлось снять подозрение со всей нашей компании. А значит, и с Исмаила.
— А те, кто оставался тут? Они ведь тоже спокойно могли укокошить старичка!
— Это кто мог-то? Леонида, пыльным мешком пришибленная? Или Инесса-покойница? Или тихоня Карен? Надеюсь, ты хоть детей-то наших не подозреваешь?
— Детей — нет. А вот Карен… Ну и что, что она тихоня? Как раз тихони на многое способны! Никогда не знаешь, что от них можно ожидать. В тихом омуте… Тем более что она могла его убить — по времени все сходится! Леонида сказала, что видела, как около двенадцати Карен вышла из отеля и направилась вдоль пляжа. Но сама Леонида все время до грозы провела на пляже, а ведь Карен могла и вернуться в отель!
— Да тебе, подруга, не в прокуроры надо, а в сыщики! Пуаро и Мегрэ могут отдыхать. Вернуться-то она могла, а вот зачем ей понадобилось убивать Семена Самуиловича, это вопрос!
— А может, он про нее что-то такое знал, что ее компрометировало!
— Ну и что, например?
— Ну, я не знаю… Может, она не та, за кого себя выдает! Может, она не немка, а… шпионка какая-нибудь!
— Господи! Шпионка! Да чего ей здесь надо, в этом богом забытом уголке, шпионке! И потом… Как Карен могла убить Семена, если он был один в комнате с закрытым окном, в котором, заметь, не было дырки? А дверь была заперта изнутри.
— Вообще-то да… Тут у меня не сходится… И все-таки я думаю, такое вполне могло быть!
Мимо приятельниц, коротающих время за обсуждением подробностей убийства, тяжело ступая, прошел Михаил Егорович. Голова и плечи его были опущены, он выглядел старше лет на десять. Открыв дверь, он вышел прямо под дождь и, не замечая обрушившегося на него потока воды, медленно побрел вдоль берега.
— А ведь тела так и не нашли! — скорбно покачав головой, проговорила Инна. — Только несколько ее вещей там, в пещере. Рассказывают, он не отходил от спасателей, и даже сам в воду лезть пытался, его еле удержали.
— Какая ужасная смерть! На него невозможно смотреть. Он просто убит горем! Говорят, он сегодня уезжает, ведь поиски тела решили прекратить.
— Кто бы мог подумать! Такая прекрасная пара. Это редко встречается!
Приятельницы снова помолчали, провожая глазами удаляющуюся фигуру.
— Что ни говори, две смерти в один день — это уж слишком. Если бы я не оплатила три недели, меня бы давно здесь не было! Ребенку просто опасно тут находиться! — произнесла после паузы Инна.
— А я — фаталистка. Чему быть, того не миновать. Вот, например, если уж некоторым не дано выйти замуж, то нечего и пытаться. Только людей зря гробить!
— О, вот уж это точно! Третий мужик погибает — и все перед свадьбой! В этом есть что-то роковое, правда?
— Сами виноваты. Нечего было западать на нее.
Некоторое время собеседницы обсуждали последние события, позже к ним присоединились другие постояльцы, среди них — много новеньких, прибывших в последние дни.
А жертва всеобщих сплетен в это время лежала на диване у себя в комнате. Она пыталась читать — у нее не получалось. Строчки любимой Риты Прусской расплывались перед глазами, вместо них она видела мертвые глаза Семена Самуиловича, его простреленную голову… Она пыталась написать письмо подруге, но мысли разбредались, ручка валилась из рук… Нет, это было невозможно! Эти два дня она провела затворницей, уверяя себя, что ни в чем не виновата, что все произошедшее никак не связано с ней… Но внутренний голос твердил: «Если бы я не отправилась тогда утром на пляж, я могла бы быть рядом с Семеном Самуиловичем и остановить его… Могла бы последить и за Инессой Леонидовной, не пустить ее в море! Или же прийти на помощь раньше…»
Если бы, если бы… Эти бесконечные сожаления и упреки самой себе так измотали ее, что она уже вообще не могла ни о чем думать.
За два дня она лишь раз вышла из номера — тайком, ранним утром, чтобы никто не заметил. Она пробралась в церковь и долго, страстно молилась, а потом поставила свечки за упокой душ умерших. Свечек пришлось ставить четыре…