– А… вы простите… какое-то отношение он иметь может? Хотя бы через автомобиль?
– Олежек? – искренне удивилась Фирко. Кошелев ожидал возмущения, негодования, фраз вроде «как вы смеете», но не разумного спокойствия. – Да нет. У него легкие слабые, кашляет. И ручки плохо двигаются. Да и с головой плохо – какой из него убийца.
– Как же ему водительское выдали?
– А ему и не выдали, – пожала плечами женщина. – Он только по хутору катается, да иногда выезжает на речку порыбачить, тут машин мало. И водит он медленно очень, быстро боится. Ой, только вы…
– Не переживайте, я же не сотрудник ДПС. Кому вы даете автомобиль?
– А ваши уже спрашивали в прошлом году. Считайте, всему хутору. Иногда сын с кем-то на рыбалку ездит, тогда он не за рулем.
– С Олегом можно поговорить?
– Да, он сейчас с гусями. Идемте, я вас провожу.
На заднем дворе Фирко открыла калитку и показала на тропинку, ведущую к водоему. Спустившись, Кошелев обнаружил там хлипкого невысокого парня, сидящего у самой воды и наблюдавшего за птицами. Разговор с ним ничего нового не дал, кроме личной уверенности Эдуарда: кто-кто, а этот к убийствам не причастен.
Но Кошелев сдаваться не собирался:
– А чаще всего кто у вас машину берет?
Фирко пожала плечами:
– Да все.
– Все мужского роду, – меланхолично уточнил сын, глядя на гусей.
– Ну да, Олежек, – похвалила мать его за уточнение. – Это правда. Мужского.
После Фирко настал черед проверять «шестерку», которую на текущий момент забрал перевезти доски «дядька с конца деревни», а заодно и дядьку.
Кошелев ехал вдоль посадок, по-над речкой с замершими в жаре камышами, по пустому хутору, где по засохшей горячей земле лениво ходила пара кур и дремали в теньке собаки. Благоденствие и тишина… И как же страшно вспоминать, что здесь совершалось. Такой покой, и столько боли.
Дядьку Эдик нашел быстро – сначала увидел «шестерку», мирно стоящую в самом конце улице Дальней – она и впрямь была Дальней, край хутора, дальше простирались поля. Багажник авто был открыт, а рядом суетился полненький низенький дядька в круглой шляпе, без рубашки, весь мокрый. Он вытаскивал из машины разного размера железки и аккуратно клал их на траву рядом с собой. На приветствие Кошелева откликнулся дружелюбно и сообщил, что его зовут дядя Юра.
– Вам машинку надо?
– Мне посмотреть. Вы часто ее берете?
– Сейчас пореже. Как эти несчастья начались, внучку перестали пускать сюда. – Дядька пригорюнился. – А раньше ее брал, катал то на рыбалку, то в лесок. Но беру, в две недели раз – точно, на ночное езжу.
– А всегда получается забрать?
– Я же сначала договариваюсь. Вам, может, лимонада холодного?
– Попозже, спасибо. А кто еще машину берет, не знаете?
– Да весь хутор, кому надо.
Кошелев обходил «шестерку», смотрел на колеса. Задние поновее, переднее левое поистерлось, правое еще прилично выглядит: рисунок как рисунок, направленный, стандартный. Надо делать «беговую дорожку», но это хорошо бы и машину изъять, а подо что ее изымешь… Он перевел взгляд на салон:
– Я погляжу?
– Да не вопрос, – махнул рукой дядя Юра. – Я пока перетягаю.
Эдик начал осмотр. Машину давно не мыли, поэтому перчатки быстро стали темными; оперативник методично, слева направо, от карманчика верхнего козырька, двигался по автомобилю. Собственно, он не знал, что искал, поэтому каждый предмет рассматривал с одинаковым спокойствием. Как и прямоугольник, который нащупал в щели между ручником и завернувшимся ковриком. Пальцы почувствовали плотный пластик. Оперативник потянул за уголок… показался прямоугольничек с фотографией и печатью.
Школьный проездной погибшей Лизы Романовой!
Кошелев замер.
Дядя Юра продолжал вытаскивать из багажника железки, греметь ими друг о друга.
Кошелев изначально допустил ошибку, когда полез в машину сам. Это стало возможным исключительно потому, что он уперся в рисунок протектора, который, если бы совпал хотя бы с одним из обнаруженных на местах преступлений, можно было бы в этот же день осмотреть под протокол и официально – никто бы на этой раздолбайке колеса менять не кинулся. Он зациклился на протекторе и забыл, что все найденное в салоне авто при изъятии должно быть зафиксировано в присутствии понятых. И что теперь делать, Кошелев не знал.
Аккуратно держа карточку, Эдик задом вылез из машины, отошел на пару шагов в сторону, набрал Демьяненко.
– Помочь чем? – крикнул от багажника дядька. Кошелев отрицательно покачал головой. – А, ну я тут!
– Леш, такая ситуация, – проговорил в телефон Эдик. – Я в машине нашел документы убитой Романовой, которая с «серии».
– Да ты что?! Какая машина?!
– «Шестерка», с хутора. Только я, короче… сам тут, без протокола лазил.
– Ага, – понял Демьяненко. – Услышал тебя. Положи документы на место, позови понятых. Изыми на протокол, потом попросим поручение под это.
– Да я уже полчаса тут копаюсь при мужике одном…
– Да и хрен на него. Или ты думаешь, он причастен?
Кошелев посмотрел на дядьку, который тащил к сараю «колено».
– Точно нет.