Уборка в доме Набокова

— А что мне надеть?

— Джинсы. Вызывающий топик. Не слишком вызывающий.

Я слышала, как она ставит посуду в посудомоечную машину.

— А если он поведет меня в дорогой ресторан?

— В Онкведо любая одежка сойдет. — (Да, уж об этом-то я в курсе.) — А что ты ему скажешь о своих жизненных планах?

— Ничего.

— Отличный план. А если у вас будет еще одно свидание?

Об этом я не подумала.

— Что-нибудь придумаю.

— Не сомневаюсь, — сухо сказала Марджи. — Ты давай без выкрутасов, ладно, Барб? Грег Холдер — подходящий мужчина. Скажи ему, что пишешь любовные романы, а там и напиши, как я тебя просила.

— Постараюсь, Марджи.

Вот ведь привязалась с этими любовными романами.

— Иди с ним в недорогое место. Например, в кафе «Сыроед».

— Лопать тофу?

— Ты туда не жрать собралась, Барб.

— Верно, — сказала я, но Марджи уже положила трубку. — Я тебя обожаю, — сказала я, обращаясь к гудку.

Банк и прачечная

В доме свиданий забрезжила вторая неделя. Это все больше и больше походило на работу. Я надела удобные босоножки, разожгла камин. По дороге я заехала в две аптеки и скупила там все персональные массажеры. Кассирша даже не посмотрела на меня, как на ненормальную. Разложила их по спальням. Сосульки, свисавшие с карниза, начали подтаивать под утренним солнцем. Сид подготовил на сегодня трек, который назвал «Любовь во вторник». Мурлыкал Эл Грин, в камине потрескивал огонь, и вот прибыла первая посетительница.

Это была миниатюрная брюнетка, внешности довольно экзотичной для этого городка: черты крупного человека сбились в кучку на крошечном личике. Поначалу я ее не признала, но, когда она заговорила тихим бархатистым голосом, я определила, что это три раза переизбиравшаяся казначейша клуба садоводов и по совместительству жена начальника пожарной службы. На ней был розовый кардиган, в руке — пакет из прачечной и розовый ридикюль. Я назвала ей цену за пятьдесят минут.

— Я не хочу, чтобы он меня трогал. — Она передернулась, потом посмотрела на меня. — Я хочу, чтобы он полностью разделся и собрал с полу эти носки.

Она чуть распустила завязки своего пакета. Я сказала, что цена будет та же, что за полный сеанс высвобождающего массажа (это словечко я подцепила с рекламного щита на выезде из Онанонквита).

— Мне денег не жалко, — сказала она запальчиво. — Если он подберет все по парам, получит жирные чаевые.

Она рывком закрыла пакет.

Я пригласила ее присесть и выпить чаю. Сверилась в кухне с настенным календарем — уж не первое ли сегодня апреля, но на дворе по-прежнему стоял январь.

Хлопнула входная дверь, вошли четверо: Дженсон, Сид, Тим и Эван. Дженсон продемонстрировал свой спектакль с поленьями, но на посетительницу, сидевшую на диване со скрещенными ногами и в плотно застегнутом кардигане, это не произвело никакого впечатления.

Эван был новичком, другом Дженсона. Я еще не рассказала ему про белье (использованное — в корзину, свежее — в шкафу), про секс-игрушки (во втором ящике снизу) и вообще ничего — только кратко предупредила о конфиденциальности, гигиене и изложила основы анатомии. (Я взяла в библиотеке старый видеофильм из серии «Человеческая психология» под названием «Загадка точки „джи“». Сама посмотрела, но фильм был тягомотнее любой подводной эпопеи Жака Кусто.)

Эван выглядел опрятно. Под свежевыглаженными штанами-хаки были аккуратно подвернутые носки — миссис Пожарная Служба отметила эту подробность.

— Эван? — сказала я.

Он улыбнулся, будто только что выиграл в лотерею, и проговорил фривольным тоном:

— Пойдемте.

Она встала, протянула ему свой пакет и чопорно последовала за ним наверх.

Когда за ними затворилась дверь, Дженсон тихонько сказал другим:

— Дамочка с приветом, я таких издалека чую.

Я извинилась и ушла в кухню. Мои сотрудники нравились мне всё больше, и все же в их обществе мне было неловко. Иногда стоило мне на них взглянуть, и я краснела. Поэтому, если у меня не было дел, я старалась держаться в стороне. Решив, что я их не слышу, они возобновили начатую на прошлой неделе дискуссию: какие женщины сексуальнее, толстые или худые?

— Толстым сильнее хочется, — сказал Сид. — Они лучше осознают свои желания.

— Фигня, — ответил Дженсон. — Толстые сублимируют эротические желания едой. Жратва, приятель, притупляет чувства. От нее меньше хочется.

— А ты когда-нибудь трахался на голодный желудок? — поинтересовался Сид. — Конечно нет, — ответил он сам себе.

— Вы, парни, главного не сечете, — сказал Тим. — Самое главное — ощущения.

— Мои? — уточнил Сид. — Я люблю помясистее.

— Да нет, придурок, ее. От этого ее сексуальность и зависит.

Я на кухне едва дышала.

В дверь позвонили, разговор прервался. Я открыла дверь двум дамам — худой и толстой. Толстушка выбрала Сида, чему я от всего сердца порадовалась. Кого выбрала худенькая, я не видела, ушла. Потом соберу с ребят все данные.

День выдался занятой; наконец Тим, Эван и Дженсон уехали. Сид остался — химичил что-то с айподом и музыкальными композициями. Я собирала из корзин белье.

— Слишком тут много белого, — обратился он ко мне через плечо. Он проигрывал какой-то устаревший хип-хоп.