Учение о стадиях преступления

В тех ситуациях, когда кража с охраняемых территорий признавалась бы оконченной с момента изъятия имущества, действия вахтеров могли бы иметь двоякую квалификацию: либо в качестве соучастия (при наличии предварительного сговора), либо в виде укрывательства (при отсутствии предварительного сговора), поскольку вахтер, не выполняющий своих обязанностей по выявлению похищенного имущества при соответствующем умысле, становится, естественно, лицом, укрывающим его. Если же перенести момент окончания кражи на момент распоряжения (возможности его), то любое поведение вахтера (с предварительным сговором либо без него) необходимо рассматривать как соучастие в краже; мало того, как групповое

преступление со всеми вытекающими из этого последствиями, в частности с решением вопроса о квалификации и назначении наказания лицам, действующим в группе лиц без предварительного сговора (такие действия не являются элементарным соучастием — все–таки мы сталкиваемся с действиями лиц на месте и во время исполнения преступления; не относятся они и к групповым кражам применительно к ст. 158 УК РФ, поскольку отсутствует предварительный сговор). Данная проблема расширяется в связи с тем, что должны быть признаны в таких случаях исполнителями группового без предварительного сговора преступления и те лица, которые помогли донести уже изъятое виновным имущество до проходной завода. Так ли социально необходимо искусственное завышение статуса обыкновенного укрывателя до соучастия и искусственное расширение пределов группового преступления, с которым, кстати, мы не знаем, что делать? Позицию Пленума можно было бы понять, если бы действия вахтера при признании моментом окончания изъятия имущества оказались вообще за рамками уголовно–правового воздействия; однако реально закон объявляет их преступлением (укрывательством) с наказуемостью едва ли меньшей, нежели пособничество в преступлении. Так для чего нагромождать сложности и проблемы, искусственно их создавая? Может быть, гораздо проще предоставить все естественному ходу событий: традиционно признавать кражу оконченной с момента завладения имуществом; действия иных лиц, совершаемые после этого, считать либо соучастием (при наличии предварительного сговора или группы лиц без предварительного сговора), либо укрывательством (при отсутствии таковых)? Полагаем, подобное является аксиоматичным, безусловным, не фиктивным и только упростит и теорию, и практику. Примерно такая же ситуация складывается и при переносе момента окончания кражи на пользование имуществом.

Определенная специфичность окончания преступления возникает и в продолжаемых преступлениях. По мнению Н. Д. Дурманова, «продолжаемое преступление оканчивается уже в момент совершения первого действия… По мере совершения новых преступных действии повторяется осуществление оконченного преступления»[268]

. Подобное решение проблемы окончания продолжаемого преступления абсолютно неверно и связано с непониманием сущности продолжаемого преступления. За прошедшие после этого десятилетия данная теория в основе своей разработана и на наш взгляд, наиболее полно и точно, изложена в исследовании Т. Э. Караева[269]

, который, несмотря на дискуссионность некоторых положений, правильно раскрыл суть и специфику анализируемого вида преступления.

Продолжаемое преступление всегда характеризуется общей целью и единым умыслом. Последние же в свою очередь обусловливают единичность нескольких внешне самостоятельных преступных актов. Оконченным указанное преступление должно быть признано при тех условиях, когда доказано стремление преступника похитить, например, именно 15 тыс. рублей, а не 10 или 20 тыс., и именно эта сумма похищена преступником; либо довести потерпевшего до самоубийства, в результате чего потерпевший покончил с собой. К сожалению, на практике довольно часто необоснованно квалифицируют как оконченные продолжаемые преступления, ими не являющиеся. Так, Попова, работая заведующей столовой, «из выручки столовой присваивала деньги в сумме до 3 рублей, брала без оплаты продукты на мелкие суммы; питалась на работе вместе с дочерью, не оплачивая стоимость обедов, т. е. присвоение имело место мелкими суммами, одним и тем же способом, что свидетельствует об едином умысле и одном продолжаемом хищении». Всего Поповой похищено продуктов и денег на сумму 163 рубля[270]

. Подобная неверная квалификация базировалась на руководящих указаниях Пленума Верховного Суда СССР[271], которые в целом правильно раскрывают сущность продолжаемого преступления, однако не аргументируют наличия единого умысла, общей цели и момента окончания указанного вида преступления применительно к конкретным обстоятельствам. К сожалению, примеры такого рода не единичны в судебной практике.