Ошибка в квалификации как раз и основана на неправильном представлении суда о моменте окончания продолжаемого преступления, определение которого тесно связано с точным пониманием единого умысла и общей цели. Единый умысел охватывает все акты преступного поведения, объединяет их в одно целое. Почему же подобное возникает? Когда мы говорим об умысле в продолжаемом преступлении, то должны четко представлять себе его характер: определенный он или неопределенный. Скорее всего, умысел в продолжаемом преступлении — определенный, поскольку при неопределенном умысле деяние квалифицируется по фактически наступившим последствиям, а в продолжаемом преступлении такое невозможно. Неприемлем здесь и альтернативный умысел, предполагающий желание наступления нескольких последствий, потому что подобное противоречит единому умыслу и общей цели. Разберем это на условном примере. Кладовщик А. систематически выносит с территории склада запасные части для автомашины с тем, чтобы собрать дома автомобиль. За определенный период времени он вынес запасных частей на сумму 9 тыс. рублей, и его преступная деятельность была прервана помимо его воли. Должен ли суд квалифицировать действия А. как оконченное хищение на указанную сумму? Разумеется, нет. Ведь суду необходимо учитывать умысел, его направленность, общую цель, объединяющую все совершенные преступные акты, которые заключаются в хищении всей совокупности запасных частей, необходимых в целом для сборки автомашины, т. е. в хищении на сумму, составляющую стоимость ее (скажем, 90 тыс. рублей). Вот такая конкретизация умысла помогает правильно определить опасность содеянного и отразить ее в квалификации преступления (в нашем примере — неоконченная преступная деятельность). Только при жесткой конкретизации желаемого результата возможна четкая дифференциация оконченного и неоконченного продолжаемого преступления. Именно в Конечном конкретизированном результате заключается единство умысла и общая цель — сущность, связывающая на первый взгляд разрозненные преступные акты и окончание преступления.
Вернемся к приведенному из судебной практики примеру, в котором, как нам представляется, суд не доказал наличия единого умысла, а лишь бездоказательно констатировал его; суд не доказал наличия оконченного или неоконченного продолжаемого преступления, ведь хищение на сумму 163 рубля может быть и тем и другим. Представляется, в предложенном примере вообще не было продолжаемого преступления, а было повторное мелкое хищение, так как не определены (и не могут быть определены в данной ситуации) единый умысел и конкретная общая цель, без которых невозможно четкое размежевание продолжаемого и повторного преступления.
Понимание того факта, что в упомянутом примере мы столкнулись с мелким хищением, помогает раскрыть подоплеку неверной квалификации случая как продолжаемого преступления: а) речь идет о мелком хищении; б) традиционно признается, что повторное мелкое хищение всегда остается мелким; в) размер похищенного имущества более чем в три раза превышал максимальный размер мелкого хищения действовавшего в то время; г) «неудобно» было признавать такое хищение повторным мелким, а считать его значимым для ст. 92 УК РСФСР можно было только путем признания хищения продолжаемым. Вот и деформируется теория продолжаемого преступления ради достижения сиюминутных целей и для подтверждения иной условной теоретической позиции — невозможности перерастания мелкого хищения в значительное. В свою очередь, указанный подход, коль скоро он высказан Верховным Судом РФ, становится правилом для некоторых ученых, стремящихся обосновать подобную деформацию. В результате происходит размывание понятия продолжаемого преступления, оно расширяется и уже не зависит от размера вреда.
Единый умысел и общая цель могут быть конкретизированы непосредственно в совершенном преступлении (хищение определенной суммы для определенной цели) или опосредованно (похищенное проедается и пропивается, а сэкономленная заработная плата сберегается для избранной цели).