Ученик

Барон почувствовал укол уязвленного самолюбия: он тут вторые сутки, а еще ни одного приглашения от хозяев Ангервальда. Хотя толку ему от их обедов-ужинов? Хамы, недостойные его сапоги чистить. Купцы, мастеровщина, благородных людей здесь просто нет.

– Ладно, иди, – Манфред махнул рукой. – Стой. Налей еще.

Когда слуга ушел, молодой человек поднялся и, прихлебывая теплое вино, направился к окну. Ставни были распахнуты, через мутное стекло открывался вид на единственную площадь Ангервальда, застроенную торговыми рядами. Напротив постоялого двора – здание ратуши, дома богатых горожан. Маленький, захолустный городишко…

Рыцарь зевнул. Конечно, не сравнить с Глехтом, настоящим селом, где он провел последние несколько месяцев, командуя пограничной заставой. Впрочем, пребывание на границе продлилось недолго. Неделю назад, когда в Глехт неожиданно прибыла сотня копейщиков под командованием нового начальника гарнизона, фон Будбар испытал двоякое чувство. С одной стороны – конец прозябанию, с другой – обида. Еще вчера у тебя под рукой полсотни человек и сам себе хозяин, а теперь помощник лейтенанта урренской Летучей сотни – Конрада Шмидта. Судя по фамилии, человек которому должен был подчиняться барон происходил из простолюдинов. Впрочем, переданная командиром копейщиков записка от мужа сестры, служившего в столичном гарнизоне, несколько успокоила оскорбленное самолюбие.

Тот писал Манфреду, что специально добился его перевода из Глехта. Дескать, Шмидт недавно женился на богатой вдовушке и уже подал прошение об отставке. Как только курфюрст вернется из имперской столицы, оно будет удовлетворено, и барон фон Будбар возглавит Летучую сотню. Это вопрос решенный: Манфреду остается потерпеть несколько месяцев, и место лейтенанта – у него в руках.

Смирив гордыню, молодой человек стал ожидать прибытия кавалеристов. Долго ждать Шмидт себя не заставил: приехал в Глехт через два дня после копейщиков. Задерживаться в приграничном селе отряд не стал: дав несколько часов отдыха лошадям и людям, забрав помощника, лейтенант приказал выступать. У него был приказ совершить рекогносцировку вдоль границы, по берегу реки, именуемой Воровкой до владений барона Коберга. Оставить у имеющегося там моста пост и стать гарнизоном в городке Мюншильд. Где дожидаться дальнейших распоряжений из столицы.

Все это фон Будбару ровным счетом ничего не говорило. Куда пошлют – туда поедем, такая служба. Познакомившись с лейтенантом, он только спросил о своих обязанностях. Шмидт – коротконогий крепыш с широченной грудной клеткой и большой головой – почесал в затылке, задумался.

– У меня ребята службу знают отлично, – наконец сказал он. – Не один год вместе ходим, в самых разных переделках побывали. Вам, господин барон, по-первому, особо и влазить никуда не надо. Да службы-то никакой, честно говоря, у нас с вами сейчас и не будет. Прогулка одна. Езжайте рядом, присматривайтесь ко всему, на ус мотайте.

Ответ прозвучал фамильярно, почти оскорбительно, но Манфред сдержал раздражение. Про себя он решил, что несколько месяцев – не срок, и главное как можно реже общаться с начальством. А там Шмидт сам уберется под бочок к женушке.

* * *

Но сохранить дистанцию между собой и выскочкой из низов не удалось. В первый же вечер, когда сотня стала ночлегом у маленького села, лейтенант пригласил заместителя на ужин. В честь знакомства. Манфред решил не отказываться. Выпить кубок-другой вина, закусить и откланяться под предлогом, что выступать на рассвете.

Лейтенантская палатка возвышалась на поле местного старосты. Тот любезно предлагал "господам рыцарям" заночевать у него в хате, но Шмидт заявил, что после вшей и блох не оберешься. Поэтому ограничился тем, что "купил" у "гостеприимного" хозяина жирного поросенка для намечавшегося ужина. За три грошика. Теперь несчастный хряк с распоротым брюхом, растопырив копытца жарился на вертеле под присмотром лейтенантского слуги. Пахло от него весьма соблазнительно, и подошедший фон Будбар почувствовал, как в животе заурчало от голода.

Вечер выдался теплым. Шмидт с молодым дворянином расположились ужинать под открытым небом: на лавках за столом, позаимствованным у того же старосты. Неподалеку бродили стреноженные кони, со стороны деревеньки доносился солдатский гогот и женский смех. Местных мужиков через выборных строго-настрого предупредили о последствиях для деревни, если хоть в одном из них ревность взыграет.

– Спалю все халупы к чертовой матери, – как-то очень убедительно произнес лейтенант перед выборными. – А скотину забью на мясо и увезу. Поняли?

Потупив глаза, крестьяне нестройно ответили "да, вашмилсть" и убрались к своим домишкам. Крыши здесь крыли соломой, а как легко она горит, местные знали хорошо. За последние десять лет деревня сгорала и отстраивалась дважды…

– Рад выпить с вами, господин барон, – привстав, Шмидт коснулся своим кубком кубка помощника. – В честь нашего знакомства!