Ученик архитектора

– Ты, наглый проходимец! – закричал Рустем-паша, указывая на юношу пальцем. – У тебя хватило дерзости подстеречь султана и досаждать ему дерзкими разговорами! Подобно змее, ты проскользнул у меня за спиной.

Джахана била дрожь, струйки холодного пота сбегали у него по спине.

– Ты хочешь опустошить казну, я это понял! Я разузнал о тебе все, шельмец. Вся твоя жизнь насквозь пронизана ложью. Сознавайся: ты шпион, посланный сюда из Персии?

– Мой господин, я не шпион и могу принести в этом клятву на священном Коране, – дрожащим голосом ответил Джахан. – У меня нет и никогда не было никаких дурных намерений.

– Не беспокойся, мы выясним, что ты за птица, – отрезал Рустем-паша и позвал стражников.

Вот так случилось, что ученик главного придворного строителя Синана, втайне от своего учителя решивший помочь ему, оказался в подземной темнице Йедикуле, или крепости Семи Башен, – тюрьме, где нашли свой конец сотни несчастных и откуда удалось выйти лишь немногим.

* * *

– Как твое имя? – уже во второй раз спросил писец.

Джахан понимал, что молчание может сослужить ему дурную службу. Но все его существо противилось мысли о том, что имя его пополнит перечень злоумышленников, когда-либо схваченных в Стамбуле. Тот, чье имя попало в этот проклятый список, обречен сгнить в тюрьме, казалось ему.

Писец бросил на Джахана сердитый взгляд.

– Отвечай, когда тебя спрашивают, ублюдок, – процедил он. В отличие от почерка, речь его отнюдь не отличалась изяществом. – А будешь молчать, я отрублю твой поганый язык.

Главный надзиратель, наблюдавший за допросом, счел нужным вмешаться.

– Ну, ты не очень-то расходись, – бросил он писцу. – Ни к чему его запугивать раньше времени.

– Похоже, это важная птица, эфенди? – спросил писец.

– Скоро узнаем. Впрочем, без перьев все птицы одинаковы.

– Верно сказано, эфенди.

Главный надзиратель окинул арестанта изучающим взглядом. Этот человек, с длинным худым лицом, непроницаемым взглядом и покатыми плечами, напомнил Джахану одного мальчишку из их деревни. Тот частенько ловил лягушек и перочинным ножом вспарывал им животы. При этом лицо его оставалось таким же бесстрастным.

– Он не из тех мелких мошенников, что попадали к нам прежде, – сказал главный надзиратель писцу так, словно Джахан не мог его услышать.

– Да, эфенди, это крупная добыча.

– Добыча великого визиря.

Тут Джахан догадался, что этой парочке уже известно о нем все. Разумеется, они прекрасно знали, как зовут пленника, и требовали, чтобы он назвался сам, из чистой формальности. А еще им нравилось мучить заключенного. Именно поэтому его держали в кандалах, хотя убежать из подземной тюрьмы не было ни малейшей возможности. Сообразив, что своим упорным молчанием он лишь продлевает их удовольствие, Джахан, с трудом ворочая языком, произнес:

– Я погонщик слона, принадлежащего нашему великому султану. Также я являюсь учеником главного придворного строителя.

Писец торопливо заскрипел пером. Закончив, он посмотрел на главного надзирателя и заметил:

– Не хотел бы я оказаться на его месте, эфенди.

– Еще бы. Человеку, нажившему себе столь серьезного врага, как великий визирь, не позавидуешь.

Джахан судорожно сглотнул.

– Мой учитель вытащит меня отсюда, – заявил он.

Главный надзиратель подошел к юноше так близко, что тот ощутил его несвежее дыхание.

– Все, кто попадал сюда, надеялись, что их непременно вытащат отсюда – родные, друзья, учитель. Только вот надежды их не оправдались. Те, на чью помощь узники рассчитывали, даже не соизволили прийти на их похороны.

Писец прыснул со смеху.

– Мой учитель не таков, – не сдавался Джахан.

– Петух, который пропел слишком рано, может разбудить мясника, – многозначительно изрек надзиратель и, возвысив голос, распорядился: – Отведите этого сиятельного вельможу в его покои!

Стражники повели Джахана по сумрачному сырому коридору. Спустившись по лестнице, они вновь оказались в коридоре, таком узком, что продвигаться там приходилось по одному. Взгляд Джахана растерянно скользил по сторонам. Он заметил, что стены здесь покрыты плесенью, а сквозь щели пробивается мох. Стражники снова вывели его на лестницу; они спустились на один пролет, потом еще на один. Сумрак сгущался; миазмы, висевшие в воздухе, становились все более зловонными. Джахан наступил на что-то мягкое и содрогнулся, догадавшись, что недавно это было живым.