Ученик философа

— Руфус стал очень похож на отца, — сказал Розанов, — Это ведь Руфус был, верно?

— Да нет. Я же тебе говорил. Руфус погиб ребенком. Это другой мальчик, Адам, сын Брайана Маккефри.

— Ах да, ты мне рассказывал тогда в Лондоне.

Старые друзья все эти годы изредка встречались в столице во время философских визитов Розанова.

— Он похож на Джорджа, а еще точнее — на Алана.

— Жаль, что Алана больше нет; он был интересный человек, хотя я его едва знал. Ты говорил, что Хьюго тоже умер?

— Да, Белфаундер умер несколько лет назад.

— А что все его дорогие часы?

— Он их оставил этому писателю, я все забываю, как его зовут.

— Хотелось бы мне еще раз поговорить с Хьюго.

— Ну, здесь должен найтись кто-то для тебя подходящий.

— Подходящий для использования материал?

— Ну, я не имел в виду ничего такого.

— Конечно нет, Билл. Черт возьми, ведь у меня есть ты!

— Я все еще играю в бридж, но это не твоя стихия! А как насчет N?

— Нет.

— Ты сказал, Джордж Маккефри…

— Нет.

— Еще священник. Я тебе рассказывал…

— Еврей?

— Да.

— Это хорошо.

— Хочешь, я?..

— Не надо ничего делать. Пусть все происходит своим чередом.

— Значит, что-то должно произойти?

— Может, только у меня в голове.

— Пойдешь со мной в воскресенье на собрание?

— Я очень люблю ваши квакерские собрания и ваши квакерские штучки, но это будет фальшиво.

— Ты хочешь сказать, это будет выглядеть фальшиво.

— Тебе надо было стать философом. Как твой кузен Милтон, все еще занят спасением ближних?

— Да, у него все хорошо.

— Как ты сам, Билл? Ты очень похудел.

— Я в порядке.

На самом деле Исткот только что услышал от своего врача весьма неприятные новости.

— Жаль, что я не худой. Я чувствую себя худым и похожим на ястреба. Можно, я с тобой пообедаю? Жаль, что Розы больше нет. Когда я смотрел на нее, сидя у вас за столом, то словно возвращался в старые добрые чистые времена.

— Ну да, ее тоже больше нет.

— Только не говори «скоро и наш черед».

— Я в жизни тебе такого не скажу!

— Ну, мне ты можешь говорить все, что угодно! Пойдем, я уже сварился.

Они выбрались наверх, тяжело повисая на железных перилах, перешли из облака пара в холодный воздух и явились на свет.

— Вон священник, — сказал Исткот.

Отец Бернард стоял неподалеку, еще не окунувшись, и смотрел на воду. Он выглядел довольно странно, будучи не в плавках, а в черном костюме, закрывающем все тело, довольно свободном и сделанном, по слухам, из шерсти — словно специальный подрясник для купания.

— Ну и клоун, — заметил Розанов.

— Он не клоун, — ответил Исткот, — но со странностями.

— Почему он так одет? У него шрамы?

— Не знаю.

В этот момент отец Бернард сел на край бассейна, осторожно соскользнул в воду и поплыл неловким брассом. Плавал он плохо.

— Он что, нырять не умеет?

— Наверное, нет, — ответил Исткот.

— Плавать, видимо, тоже. Вскорости ему придется трудно.

— Среди не умеющих плавать тоже есть умные люди.

— Не может быть! Я совсем отстал от света. Куда я дел очки?

Повернувшись, Джон Роберт оказался лицом к лицу с Руби, так и стоявшей у огражденной перилами лестницы пароварки. Он ее узнал.

— О, да это мисс Дойл. Мисс Дойл, верно ведь?

То, что Джон Роберт узнал Руби вот так, да еще без очков, было настоящим чудом — ведь он не видал ее уже много лет.

Руби расплылась в редчайшей для нее широкой улыбке, вне себя от счастья, что Розанов ее узнал. Она надеялась, что один-два знакомых, стоявших неподалеку, еще не ушли и все видели. Она кивнула и самозабвенно вперила взгляд в философа. Ей не пришло в голову заговорить.

Тут с другой стороны бассейна, из-за покрытых паром просторов, донесся голос Алекс: «Ку-и, ку-и». Этим особенным, пронзительным кличем Алекс подзывала Руби где угодно и в любой ситуации — в торговом центре, в бассейне, в парке, в белмонтском саду. Руби проигнорировала зов.

— Погодите минуту, мисс Дойл, — проговорил Розанов, — Билл, где мои очки?

— Вот.

Уильям Исткот принес со скамьи очки в футляре.

Джон Роберт открыл футляр и достал сложенный вдвое запечатанный конверт.

— Ку-и, ку-у-и-и!

— Вас не затруднит передать это… она все еще служит у миссис Маккефри? — Он словно думал, что Руби немая.

— Да, — ответил Исткот.

— Вас не затруднит передать это вашей хозяйке? Я так и думал, что встречу в Купальнях либо ее, либо вас.

— Ку-и!

Руби кивнула и взяла письмо.

Он улыбнулся, и Руби, опять заулыбавшись, быстро пошла прочь. Когда-то Руби втайне от Алекс носила любовные письма Джона Роберта и Линды Брент.

— Куда ты пропала? — спросила Алекс на выходе из Института.

До Белмонта было недалеко, и они всегда ходили пешком. Руби несла сумку с купальными принадлежностями — теперь мокрыми и тяжелыми.

Руби не ответила на эти слова, которые не были вопросом. Две женщины в зимних пальто шли рядом в холодном весеннем свете. Они не спешили.

Руби тронула письмо Джона Роберта, лежавшее у нее в кармане. Она тянула минуты, секунды. Это было приятно — словно ждешь какого-то естественного отправления, вроде чихания. Наконец она вытащила конверт.

— Он велел передать.