Ученик хрониста (СИ)

Люди толкуют, что в хронисты идут те, кому Девять Драконов не оставили другого пути.

Как мне…

В год, когда я появился на свет, старшему из детей Къолей, Свену, было двадцать пять лет, младшей, Хельге, – пятнадцать. Никто не ждал, что в семье появится еще один ребенок. Люди говорили, что хозяйка Бергильот отдала дочери свою способность рожать.

Все в земле Фимбульветер знают, что ребенка желанного, рождающегося в свой срок, дарует Дракон Восхода Берне, а последыша, появившегося на свет много позже братьев и сестер, подбрасывают злые тиллы. Лучшее, что может сделать такой, как я, – умереть в утробе матери. Иначе нечисть доберется до своего подкидыша. До десяти лет Берне защищает ребенка. Потом за ним приходят жрецы Багряного Дода.

У самого края Фимбульветер, там, где Дракон Заката принимает в алые когти умирающее солнце, стоит храм. Другие восемь Драконов имеют много святилищ по всей земле, но у Дода всего один алтарь. Ибо знание, ремесло, семья, даже рождение – начало судьбы – у всех разные, и лишь смерть, а вернее, то, что начинается после нее, едина. Никто не знает, что происходит в стенах храма, выстроенного из красного зернистого камня. Ни один человек, вошедший в его врата, не вернулся назад, и никто в Фимбульветер не может узнать лица выходящих из святилища жрецов Дода. Они уничтожают или забирают в храм все, что может причинить зло этому миру.

В день, когда мне исполнилось десять лет, жрец Багряного Дракона явился в Къольхейм.

Къоли всегда сами карали своих провинившихся, иногда жестоко, но никогда не позволяли чужому словом или делом оскорбить члена рода. Это право признавали даже короли. История Хьёрда Къоля, отбившего у стражи опозорившего семью сына прямо на ступенях эшафота, а потом самолично отрубившего ему голову на стене замка, правда, а не легенда. Когда я был маленьким, братья, стращая, показывали мне место, где свершилась казнь, и говорили, что в лунную ночь здесь можно увидеть обоих – неистового Хьёрда и его сына.

Къоли никогда не выдавали своих.

Я смотрел из окна башни, как жрец Дода идет по замковому двору. Алый плащ на белом снегу. Сверху он казался пятном крови, неумолимо ползущим к Къольхейму.

Отец ждал на пороге замка. Прямой, суровый, неподвижный, как меч, вонзенный в деревянную колоду. Точно так же, верно, стоял он двенадцать лет назад, когда кочевники, воспользовавшись небывало солнечной зимой, давшей крепкий наст, подошли к самому Къольхейму и сумели прорваться за ворота. Тогда отец защищал свой дом и свою семью. Имел право защищать…

Пришельца – никто не назвал бы его гостем – пригласили в замок. Он разговаривал с отцом за закрытыми дверями, но все знали, о чем.

Прошел через холл братец Свен, резанул дверь, за которой скрылся жрец, холодным пристальным взглядом. Тревога набухала, как черная туча, готовая в любой миг разразиться колючим снегом, выпустить на волю свирепые вьюги. Все понимали, какой вред может принести миру человек, принадлежащий нечисти. И все знали: Къоли своих не выдают.

Я забился в темный угол у камина. Подтянув колени, уткнулся в них лбом. Дети верят, что если они не видят окружающий мир, то и их никто не заметит.

Мне всегда говорили, что будет день, когда мне придется уехать из Къольхейма… Не хочу!

Страшно.

– …Ларс наш брат, – сказал кому-то Лейф. – И мне плевать…

Минуты стекали, как капель с подтаявшей сосульки. Одна… три… двадцать… Или больше?

Две двери хлопнули одновременно.

Воздухом морозным и прогретым потянуло в холл с разных сторон. Плащ служителя Дода пламенел, как горючий кристалл в очаге. Хельга влетела, словно огромный черный кожекрыл. Нет. На безобидного обитателя чердаков сестра походила лишь первую минуту. Кто видел беспощадный оскал белой росомахи, поймет. Волосы сестры, обычно гладко причесанные и заплетенные, висели космами. Одежда спереди вся в снегу. Хельга на пять шагов опередила брата Хагена и другого их спутника, высокого темноволосого человека.

Незнакомец прошел вперед. Спокойно огляделся. Обернулся к моей сестре.

– Хельга, твоя воля…

– Да! Ларс, подойди ко мне.

Пришлось выбираться из убежища. Хельга крепко взяла меня за плечи. Вцепилась, словно полуночная сова когтями – не уронит и не отдаст добычу. Развернула лицом к своему спутнику.

Ледяная прозрачная искра сверкнула во вскинутой руке темноволосого. Дракон, выточенный из горного хрусталя…

– Я, Торгрим Тильд, хронист города Гехта, нашел ученика и преемника.

Кто-то испуганно ахнул.

Они собрались все, люди очага Къолей. Пришли в той одежде, в которой работали дома или на улице. Взяли то, что попалось под руку. Кухарь явился с ножом, смотритель кхарнов – с вилами. Кто-то вооружился топором, кто-то кочергой. Нянька Гудрун прижимала к груди ножницы. Позже Хельга сказала – сопротивление жрецам Дода приравнивают к государственной измене.

– Хельга Къоль, – обратился к моей сестре Торгрим Тильд, – ты называешь Ларса Къоля, брата своего по имени и крови, учеником хрониста?

– Да.

– Стоящие здесь люди слышат тебя. Движут ли тобой корысть или злоба?

– Нет.

– Пожалеешь ли ты о содеянном ныне?

– Нет.

– Люди, вы слышали.