Хельга и Оле сидели в снегу. Так же, как сражались, – спина к спине. Вокруг валялись изрубленные хрустальные пауки. Ран у сестры и капитана стражи Гехта было столько, что уже нельзя было разобрать, где на ком кровь своя, а где – соратника.
Смешавшие кровь становятся побратимами.
Постепенно мы привыкли относиться к Оле как к еще одному Къолю, просто пропадавшему где-то тридцать с лишним лет.
В закрытом закутке, где стоит котел нагретой воды, хорошо слышны сетования Гудрун. Сегодня причиной ее огорчения снова стал Вестри. Опять, негодник, разорил свою лежанку! Уже которую подушку ему покупают, а он ее раздерет в клочья и по постелям лазает. Притащил же Ларс псину, спаси Драконы, ничего не делает, а жрет – не напасешься! Не Ларс жрет, а псина, в Ларса вообще еду не затолкаешь. Научился бы хоть корзину с базара носить… Это я, хеск стражник, о собаке…
Ворчать и ругаться Гудрун может сколько хочет. Истина в том, что с тех пор, как появился Вестри, на нашем столе начала частенько появляться жареная курица, любимое лакомство «дармоеда». Раньше домоправительница покупала вкусную птицу редко – считала, что дорого.
На кухне кипение жизни. Хельга, приплясывая голыми пятками на холодном полу, скручивает на затылке косу розой. В зубах пирожок с грибами. Гудрун затягивает на сестре пояс и громко сокрушается: что стоило соне встать на полчаса раньше – и умылась бы, и собралась, и позавтракала нормально. Вдумчиво поедающий пирожок Оле согласно кивает. В ответ возмущенное мычание Хельги: продался за выпечку!
Хорошая они были бы пара, сестра и Сван. Иногда я жалею, что Оле теперь считается нашим братом.
– Некогда тут с вами! – Гудрун грозно грохает на стол дымящийся котелок. – Пейте барк и убирайтесь! Ой, я имела в виду, кружки со стола уберите!
Посуду и оставшиеся пирожки убираем мы с Оле. Хельга, справившись с завтраком, продолжает битву с косой.
– Надоело! Обрежу, будут, как у Ларса, волосы до лопаток!
Сестра и стражник хищно смотрят на мой «хвост». Оле задумчиво чешет по-военному стриженый затылок.
– Тебе не пойдет! – заключает он.
Наконец все накормлены, одеты и собраны. Оле подает Хельге ножны со шпагой, набрасывает ей на плечи черный плащ. Можно отправляться.
Хельга шла первой, но, открыв дверь, обернулась на пороге на возмущенный крик Гудрун: я поставил блюдо с пирожками на скамейку, и Вестри этим воспользовался. Коротышка Оле, почти на полголовы ниже сестры, смотрел поверх ее плеча. Схватив Хельгу за локоть, дюжий стражник втянул ее обратно в дом.
– Это Рэв Драчун, – сказал Оле, рассматривая лежащий на пороге труп. – Помнишь, сколько мы пытались прижать его, Хельга? А теперь известный вор сам явился к двери главного прознатчика Гехта, чтобы помереть на пороге – у твоих ног, хесса Къоль! – но поторопился. Дела! Не иначе как близок исход Драконов!
– Конечно, близок! – заголосила Гудрун. – Если уж у двери честной женщины людей убивают…
– Странно, – честная женщина, она же главный прознатчик города Гехта опустилась рядом с покойником на одно колено. – Его ударили пять раз. Четыре раны одна над другой, еще одна чуть в стороне…
– Эх, Хельга! – Оле присел рядом. – Не бывала ты при подшкурном обыске. Чего только эти негодяи не выкалывают себе на коже иглой, перемазанной углем. И в каких местах – сказать стыдно. И режут друг друга… Тоже художественно. Молодчик в чем-то провинился перед воровской гильдией, вот его и угробили, наверняка на глазах у молодняка, чтоб наука была. Потом принесли сюда. Бросили, уж не знаю, тебе для острастки, или наоборот, из уважения – мол, о воре Рэве Драчуне можете больше не заботиться.
– Почему ты думаешь, что его убили не здесь?
– Крови почти нет – раз. Два: когда я шел к вам, покойничек здесь не лежал. Сколько прособирались? Минут сорок, сорок пять? Можно за это время привести человека, пять раз пырнуть его ножом, выбирая место для удара, да еще проделать это так, чтобы в доме ничего не услышали? Он же орать должен! Да и следы одного человека. Видишь? Во-от так убивец к крылечку шел и Рэва нес.
Вестри, взволнованно сопя, просунулся между Оле и Хельгой. Пришлось оттаскивать его за ошейник. Наклонившись к собаке, я близко увидел раны на груди Рэва Драчуна. Глубокие круглые ямки. А когда втыкаешь нож в слежавшийся снег или шляпку гриба, разрез получается узкий и длинный…
– Ларс! Ты почему еще здесь? Гудрун! Успокойся и возьми собаку!
Когда хесса Къоль не дома, с ней лучше не спорить. Вечером все узнаю. Уже закрывая за собой калитку, я услышал:
– Оле, а ведь следы ведут только к крыльцу…
– Нет, Ларс. Эмоции, подробности… Так ты можешь рассказывать дома, Гудрун. Еще раз.
Я говорю о случившемся утром еще раз. И еще. Без эмоций и подробностей, самую суть. Торгрим, соединив кончики пальцев, рассеянно поворачивает кисти рук – все ищет положение, когда будут видны все пальцы.
Торгрим учит меня многому. Писать красиво и разборчиво, хотя бы и пристроив сумку на колене. Видеть, слушать, запоминать и понимать. Каждый день я рассказываю ему о случившемся в Гехте, пытаясь выделить главные события.