Некромант опустился на корточки, тонким костяным пальцем начертал на земле круг, вписал в него несколько фигур: шестиконечную звезду, три круга, соединенных между собой, треугольники; затем вписал массу необходимых символов, знаков, имен и рун. Поднявшись, осмотрел свое детище и нараспев стал читать заклинание:
– Я призываю вас и приказываю вам явиться и проявить себя перед этим Кругом. Я заклинаю и делаю вас послушными. Именем Мертвого и Истинного и Всемогущего, я вызываю и командую вами. И не преградит путь вам даже Тот, Кто произнес Слово, и не станет преградой Жизнь и Спасение, назовут вас Судным Днем те, кто не внемлет призывам моим. Я настойчиво вызываю вас, чтобы вы появились здесь, перед Кругом, и реализовали мою волю относительно всех вещей, которые меня привлекают.
Вокруг Сиквойи поднялся черный столб. И был он настолько высок, что дотягивался до самих небес, и шевелился он, будто был живым, а позже распался, разлетелся вокруг мириадами невидимый в ночных сумерках теней. Тени растворились в вечном лесу, спрятались в щелях и впадинах, но зашевелились вновь, когда лич заговорил свое слово.
– Мчите! Вперед! – приказал Сиквойя своему войску. – Выследите и лишите жизни полуживого некроманта по имени Сандро. Мчите! И не возвращайтесь без победы!
Тени замелькали меж деревьями, взмыли к небу и поспешили туда, куда указывала воля призвавшего.
– Сандро от них не уйти, – прошептал вслед уплывающим теням некромант. – И от меня не уйти…
Глава 5.
Ведьмацкое отродье
Лютая была ведьма, злая. В страхе держала она всю Слободу и не ее одну, но и все поселения в округе. Закидали ее однажды люди камнями, и прокляла она их тогда, напророчила обидчикам и их семьям скорую гибель, гибель страшную, гибель в муках. И пришел на другой день в деревню пьяный шеважник, всего одну ночь пробыл он доме ведьмы, а на утро ушел. Заболели слободцы смертной болезнью, гибли страшно они, гибли в муках. А ведьма ходила из дома в дом, пожирала трупы людские и хохотала безумно, хохотала победоносно.
Но пришел в Слободу воин из мрака и даже он ужаснулся злодеяньям ведьмацким. Зарубил темный воин колдунью лесную, вырвал ей сердце и затоптал ногами, сжег ее дом, вместе с телом убиенной, развеял прах по ветру, а золу засыпал землею, чтобы не осталось от ведьмы лютой и памяти.
Все он сделал, как должно, но даже такие труды не вернули в мир светлый тех душ, что ведьма пожрала…
Погода была безветренной и для поздней осени на удивление теплой, обманчиво теплой, особенно если учесть, что по ночам над лесом нередко гремели раскаты грома. Близились дожди. Но солнце все еще светило ярко, впрочем, не грея. Сосны с обветренной, едва поддавшейся желтизне хвоей стояли слишком редко, чтобы приглушить его свет, поэтому надоедливое светило, даже по-зимнему холодное, раздражало вампира и терзало его мертвецки бледную кожу. Батури нервничал, думая о том, что хорошо было бы спрятаться в тени деревьев, но лес заканчивался, постепенно сменяясь холмами. Все чаще появлялись пеньки, охотничьи и дровосечьи тропы – с каждым мигом все явственнее читалась близость людского жилья.
После нескольких дневных переходов Клавдий начал чувствовать усталость. С одной стороны высший мог безбоязненно гулять под солнцем, долго обходиться без пищи, но постоянный жар и недосыпание делали свое дело. Сейчас Батури выглядел не лучшим образом: растрепанные волосы, болезненно красные глаза, на лице появились морщины, связанные больше с изнеможением, нежели с возрастом. Одежда его выглядела не лучше – дорожные кожаные штаны потерты, покрыты корками грязи и кровавыми пятнами, легкая рубаха хранила на себе все цвета, кроме белого, которой была изначально. Теперь она была красной от крови и серой от пыли и желтой от пота.
Спутницы вампира не многим от него отличались: грязные, растрепанные, уставшие. И если Анэт хоть как-то оправилась после восстанавливающих вод контрамоции, и лицо ее хранило здоровый румянец, то Энин была беспомощно слаба и болезненно бледна.