– Можешь не говорить. Это всего лишь любопытство, – непринужденно ответила Виера и закашлялась. Кашель перешел в приступ. Тяжело душа, с трудом хватая воздух и тут же выталкивая его из легких вместе с кровью, она упала на пол. С каждым вздохом, спина ее судорожно поднималась и опускалась, Виера напрасно прикрывала рот ладонью. Деревянные доски, которыми была застлана землянка, окрасились в красный от крови. – Идите, – выдавила она сквозь кашель. – Здесь вам нечего делать.
– Быстро! – скомандовал Батури и девушки трусцой, косо глядя на валявшуюся на полу женщину, поспешили убраться вон из дома. Оказавшись снаружи, несколько мгновений стояли, переводя дух, но не стали задерживаться в зараженной деревне и, похватав провизию, засеменили в сторону леса. Вскоре к ним присоединился Батури и долгий путь продолжился.
– Бедная женщина, – припомнила Анэт, когда над редким лесом, жалким подобием, оставшимся от Великого Эруна, стали медленно сгущались сумерки. – И ребеночка жалко, что же с ним теперь будет?
– Как сказала ведьма: «То же, что и с остальными», – процитировал Батури. – Он умрет, но не от чумы, а от голода.
– Почему она не отдала его нам? – удивилась Анэт.
– Вампиру, некромантке и одержимой? – язвительно уточнил Батури и, не дожидаясь ответа, продолжил: – Я бы тысячу раз подумал, что лучше: жизнь в такой компании или смерть? И выбрал, скорее всего, второе.
Анэт хотела возразить, сказать, что не чувствует в себе влияние чужеродной силы, но смолчала, боясь накликать беду. Энин прикусила язык, так и не выдавив из себя проклятий в адрес вампира – он был прав.
Над временным лагерем, разбитым меж двумя деревьями под негреющим солнцем, растянулась пелена молчания. Все погрузились в мысли и каждый проклинал свою судьбу, каждый, кроме Батури. Он думал совсем о другом, о ребенке, что остался в мертвом селении, о ведьме, жить которой осталось недолго, о том, что будет дальше, когда его миссия будет окончена и он выпроводит живых за границу «купола». Не давали покоя и слова ведьмы. Каэль ведет охоту и, видимо, приобрела она широкий размах, если даже деревенским колдуньям известно об этом поиске. А ведь сейчас, когда он не может обратиться в кожана и за день оказаться уже в другом конце Хельхейма, когда он привязан клятвой к двум живым и обязан тащиться в их темпе, выследить его не составит труда. Надо было что-то решать, попытаться как-то обезопасить себя, защититься. Но мысли вновь возвращались к ребенку, тихо спящему за непроницаемой для магии вуалью. Что будет с этим маленьким чудом и почему ведьма, столь тщательно беспокоясь о его безопасности, так беспечно отнеслась к грядущей смерти?
– Клавдий, а ты барон? – невпопад спросила Энин, вырывая Батури из пелены гнетущих мыслей.
– Откуда к тебе на ум пришли такие глупые мысли? – вопросом ответил вампир.
– Та женщина, она назвала тебя Савильеном де Медичи, – вмешалась Энин. – Так ты вправду барон?
– Граф, – усмехнулся Клавдий и, помрачнев, сухо отрекомендовался: – Единственный наследник лорда Фригоя, потомственный хранитель седьмой королевской печати, высший советник Малого Ордена, генерал восточного гарнизона Стигии.
– И вампир, – стеклянным взглядом наблюдая за графом, отчеканила Энин.
– И Высший вампир, – согласился Батури.
– Как ты им стал? – спросила Энин и ее мутный взор просветлел, запылал интересом. Клавдий не нашел в себе сил, чтобы отказать, тем более ему так давно хотелось скинуть с себя тяжесть воспоминаний, что он не выдержал и заговорил: