Ученица Калиостро

Послушав еще немного и убедившись, что Фроська спускаться вниз не собирается, Терентий побрел к себе в каморку, плетя в голове интригу. Вот угораздило же его родиться крепостным — будь он вольным, интригами своими всю Европу взбаламутил бы, не хуже господина Талейрана. А так — извольте прозябать в людской…

В каморке он знал уже, с чего начнет. У Фроськи зловредной есть соперница, горничная Глашка, спит и видит, как бы ее сиятельству лучше Фроськи угодить. Глашка ведь и помоложе. Фроську княгиня обещала хорошо замуж выдать, вот Фроська и не беспокоится, знает — будет приданое, будет и жених, а коли пошаливает, так потихоньку… уж не Косолапого ли для нее княгиня присмотрела?..

Тогда все пропало!

Паника Терентьева была недолгой — он вспомнил про Екатерину Николаевну и успокоился. Жуя предназначенные Косолапому Жанно пироги, он представлял себе, как осторожненько приударит за Глашкой, да как напоет ей, что княгинина любимица спуталась с недорослем. Даже если Фроська успела получить от недоросля какие-то подарки — Бог с ней… Зато вперед уж ничего не получит. Будет знать, как кучеру Терентию поперек пути становиться — ведь эти подарки она, можно сказать, из его кошелька вынула, чертова перечница!

А Глашку, если будет умна, можно и вознаградить. Известным мужским способом.

Придумав все это, Терентий заснул.

Утром он помчался в людскую, чтобы приступить к своей затее. С Фроськой поздоровался очень ласково, назвал ее душой-красавицей — надо ж усыпить подозрения. А Глашку выследил, исхитрился догнать ее в коридоре и сказать ей приятное: что она из всей дворни самая румяная. Глашка принялась жеманничать, Терентий не возражал — их полу и следует жеманничать. И подпустил загадочности: он-де знает, кто из горничных повадился безобразничать; знает, да не скажет.

Затем его отыскал Степан и сказал, к которому часу экипаж должен ждать ее сиятельство в Южном дворе. Терентий спросил, нашлась ли пропажа. Степан сказал, что пропажа к завтраку вышла при полном параде, вид имея довольный и даже блаженный. Это Терентия обрадовало — значит, угадал! И он поспешил на конюшню снаряжать экипаж. Немного похолодало, и следовало разжечь маленькую печку, чтобы у ее сиятельства не замерзли ноги.

Прогулки по предместьям Терентий любил, главное было — выбраться из крепости, не ободрав бока у экипажа и никого не задавив. Но горожане уже обратили внимание на голицынский герб и старались уступать карете дорогу. Терентий, сидя на козлах, видел эти знаки почтения и пыжился так, словно он сам был князем Голицыным.

* * *

Маликульмульк спозаранку шел через эспланаду и улыбался.

Он был голоден, бодр и счастлив.

Приходилось держаться обочины — к городским воротам, запертым на ночь, тянулись телеги с продовольствием. Хватало и пеших. Шли мальчики-молочники с заплечными бочатами, шли промышлявшие уличной торговлей огородники с плоскими корзинами, приспособленными для ношения на голове, шли ремесленники с мешками товара и с ручными тележками, да кто только не норовил с рассветом попасть в город. И это те, кто хотел попасть в крепость через Песочные ворота. У Карловых ворот собрались еще купеческие телеги с товаром для больших каменных амбаров, стояли рыбаки — иной тащил, перекинув через плечо, здоровенного лосося чуть не в полтора пуда весом, и на рыбину довольно скоро находился покупатель.

Маликульмульк был доволен, по-настоящему доволен жизнью и собой, несмотря на то, что остался без ужина. Он провел почти всю ночь за карточным столом, изучая игроцкую компанию куда более внимательно, чем компания изучала его самого.

Он был для них простаком, попавшимся на крючок графини де Гаше. О том, что простак, было время, выигрывал за ночь и по семидесять тысяч, они не знали. Если бы Маликульмульк относился к игре не столь философски, сколь практически, то уже мог бы и дом в столице приобрести. Но в нем уживались, что встречается редко, азарт, который мог проявиться лишь в игре, и некий отстраненный взгляд на игру, взгляд насмешливый, но, увы, не злой. А доброта Большой Игре противопоказана — всякая доброта, и та, что происходит от лени, тоже.

И вот он шел к воротам, думая о завтраке, который еще не скоро, так что умнее всего будет не ждать, пока их сиятельства сядут за стол, а пробраться на поварню, там уже наверняка варят кашу для людей. От поварни мысль его перескочила на голицынскую дворню, оттуда — на странности кучера Терентия, на экипаж с мертвым телом, на Маврушку, склонявшую свою хозяйку Анну Дмитриевну поступить в услужение к графине де Гаше.

Маликульмульк вспомнил ловкую ручку, что выхватила флакон с ядом прямо из-под носа у своих бывших компаньонов, и усмехнулся. Разумеется, он не был потерян — такие вещи случайно под чужую кровать не закатываются. Горничную Мариэтту просто перекупили, и нетрудно догадаться, чья это работа. Эмилия фон Ливен, кто ж еще…