Ученица царя обезьян

Демон-бык молча прошёлся по кабинету, вбивая своим весом широкие копыта в пышный ворс ковра, потом подошёл к окну, посмотрел на открывающийся за окном пейзаж искусственного карликового садика и вновь повернулся к призраку.

– Ты понимаешь, что ты говоришь, Лю Гуй? Вы вчетвером не смогли… не смогли что? Взять одного беспомощного получеловека-полуовощ, который тысячи лет просидел в заточении и наверняка тронулся умом?!

– Всё оказалось не так просто…

– Где Хуньдунь? Он был назначен главным, он провалил задание, значит, ему и предстоит отправиться в Диюй первым!

– Медведь ослеп, мой господин. Царь обезьян плеснул ему в глаза какое-то зелье. Он обезумел от боли и потери ориентации, выбросившись в окно. Его удалось найти, так что сейчас он мечется по своей комнатке, разнося всё, до чего может дотянуться, постоянно рычит и воет. Лучше бы вам не видеть его сейчас и не попадаться ему под руку.

– То есть это мне не попадаться ему под руку? Мне? Ему?! Что ты хочешь этим сказать, бледный идиот? Ты забыл, кто я?!

– Нет, господин, я не забыл, – опустив глаза, тихо ответил изуродованный призрак. – А вот Хуньдунь сейчас вряд ли помнит об этом. Он пьёт водку и горланит русские песни…

– Что?!!

Сказал солдат: прости, Праско-овья,Что я пришёл к тебе живой.Хотел я выпить за здоро-овье,

А должен пить за упокой…

– Что ты несёшь, безмозглый идиот?

Молчал солдат, слеза кати-илась,Слеза утраченных надежд.А на груди его свети-иласьМедаль за го-ород Будапешт! –

выразительно допел Лю Гуй, вытирая невольно выступившие слёзы.

Демон-бык с трудом выровнял дыхание, исподволь отдавая себе отчёт, что второй раз призрака всё равно нельзя убить, а где закопаны его кости, не знает никто, даже он сам.

– Где старик Кудзыячи?

– Его напоили медицинским спиртом, потом выбили резцы и выкинули в то же окно. Теперь он постоянно плачет, ужасно шепелявит и плюётся своей ядовитой слюной всякий раз, когда пытается что-то сказать. Он очень напуган, господин…

– Что с крысой?

– Убита.

– Как?.. – Ошарашенный Мован всей тушей рухнул на заскрипевший стул.

– Насмерть…

– Значит, Сунь Укун хладнокровно убил Хой Лаошу?! – тихо спросил он.

Лю Гуй отрицательно замотал изуродованной головой:

– Её убила та желтоволосая женщина, господин. Ученица обезьяны. Она бросилась на неё с диким криком и отрубила голову обычным совком для уборки мусора.

Бык на минуточку охренел от ужаса. Он встал, подошёл к аквариуму, только сегодня установленному в углу кабинета, и принялся наблюдать за плавными движениями рыбок.

Говорят, это успокаивает. Потом он открыл крышку аквариума, запустил туда руку, выловил самую большую рыбу в золотистой чешуе и съел её живьём.

– Что ж, он неплохо обучил её… – задумчиво пробормотал Мован.

– Что теперь нам делать, господин?

– Ничего. Уходи. Дальше я сам.

Он вновь встал у окна и смотрел, как шевелятся на ветру зелёные листья карликовых деревьев. Вода с мокрого рукава капала на пол, мелкие золотые чешуйки застряли между квадратных зубов…

– Ой, я выйду, мне мама звонит! – предупредила Ольга, метнулась в гардероб, взяла пуховик и выбежала из ресторана, наспех набрасывая его на плечи.

Царь обезьян и повар-гуй минуту сидели молча, отводя взгляды. Потом шеф-повар заговорил первым:

– Ты же понимаешь, что теперь он сам приедет сюда?

– Да, – коротко ответил Сунь Укун.

– И что ты будешь делать?

– Убью его.

– Возможно. Но сначала он убьёт твою женщину.

– Она не моя женщина.

– Хи-хи-хи, – без улыбки сказал повар, а затем встал и скрылся на кухне.

Ольга вернулась почти сразу. От неё пахло снегом, морозом и выхлопными газами от проезжавших мимо самодвижущихся повозок. Она села за стол и большими глотками допила остывший чай.

– А чего ты такой грустный? – спросила она, отметив отсутствующий взгляд китайца.

– Я не грустный.

– А где Ли Гоушен?

– Ушёл делать свою работу.

– В общем, я поговорила с мамой. После Нового года поедем к ней, я вас познакомлю. Ты смешной и странный, но ты ей понравишься, она таких любит. А на Новый год… я подумала, может, мы в «Хэ» пойдём? Забронируем столик, весело проведём время. Там после двенадцати ночи такой классный мужик с гитарой приходит и крутые песни поёт. «Ба-та-ре-е-ейка-а-а…» – вдруг пропела блондинка.

– Господин Гоушен сказал, что вас можно рассчитать? – вежливо спросил подошедший к столику официант.

– Да, – сухо ответил китаец. – Мы уходим.

У Мован стоял перед зеркалом, поправляя белоснежный воротничок рубашки. Раскрытый чемодан валялся на диване рядом с полулежащей царевной, уныло подпирающей рукой голову.

– Мне так нахваливали куропаток… – разочарованно пробормотал Мован. – А они… Квохчут, трепыхают крыльями, щекочут своими перьями. Ни объёма, ни фигуры, ни удовольствия. Просто большие груши в перьях.

– Зачем ты рассказываешь это мне, муж мой? – спросила царевна.